Тёмная порода

Арктус не знал, зачем пришёл сюда. Останки погибшего мира не то зрелище, которое может подарить покой и умиротворение. По крайней мере, не ему. Может быть, Иридис и могла бы отнестись к тому, что осталось от Этры после взрыва Ульмм, безучастно. Предаться созерцанию, оценить величественную красоту естественного хода вещей и пойти своей дорогой.

«Миры рождаются и умирают, так было всегда».

Да, так было всегда. И от осознания этого становится тошно.

Арктус видел Этру живым. Прекрасный мир, пронизанный магией, полный жизни и чудес. Почти все создания, населявшие его, были разумны. Арктусу лично довелось поболтать с мышью, бесплотным духом, драконом и местным учёным мужем, и все они были интересными в своём роде собеседниками. И каждый из них в той или иной степени владел магией, причём способные к высшим её формам использовали свою силу для познания мира, а не для порабощения более слабых. Учёные мужи Этры прознали, что мироздание не ограничивается единственным небосводом, что есть другие миры и их великое множество.

Этра был удивительным миром, развитым и всё время совершенствующимся, он являл собой живую демонстрацию величия Творца. Всё созданное Его волей, от мельчайшей песчинки до подзвёздных миров, было прекрасно, но именно созерцая Этру, Арктус чувствовал это всем своим существом.

А сейчас он смотрел на то, что осталось от Этры, и ярость овладевала им, жгучая, но бессильная и оттого ещё более болезненная.

Когда он шёл сюда, он, конечно, понимал, что увиденное ему не понравится. Но не настолько. Не так.

Арктус ожидал увидеть потухшую звезду и мир, превратившийся в холодную пустыню. Мёртвый, но всё же хранящий память о той жизни, что когда-то в нём была. По крайней мере, те погибшие миры, которые он видел раньше, выглядели именно так.

От Этры же остались только воспоминания да пара камней. Взбесившаяся звезда сожгла дотла твердь мира, обратив её в пыль, и сгинула в собственном пламени. И ужасало не само это облако камней и пыли на месте некогда живого мира. Ужасным было то, что только это облако и осталось. Никаких следов жизни, что здесь была. Никаких признаков смерти, что здесь пировала. Не осталось ни отголоска, ни отблеска магии, бушевавшей здесь.

Ни-че-го.

Мёртвая бесплодная пустота и холодная пыль там, где когда-то сверкала жемчужина Его творений.

«Мы даже не палачи. Мы много хуже – мы толпа, которая безучастно взирает на несправедливую казнь».

Ни во что не вмешиваться. Арктус всегда считал это требование необременительной платой за всё то, что было ему дано. Он знал, что Заповедь Творца непреложна, а нарушившему её нет прощения, и спокойно жил с этим, не задумываясь и не желая знать, почему так.

Когда Максимуса приговорили, Арктус считал, что это справедливо. Всё было правильно ровно до того момента, как Аэтернитас добровольно шагнула в бездну вместе с Мятежником. После этого Арктус потерял покой и только и мечтал о том, чтобы его вернуть.

Но сейчас, когда он смотрел на то, что Максимус пытался предотвратить, и впервые в жизни видел цену невмешательства, он больше не хотел покоя. Он хотел только знать – почему?

Ему было необходимо это знать.

* * *

Арктус был не первым, кто посетил руины Этры. Задолго до него здесь побывали эфоры.

– Что произошло?

Глава Совета парил посреди облака пыли и камней и внимательно осматривал белыми глазами каждую песчинку, оставшуюся от сгинувшего мира.

– Он не родился, Великий.

– Это я и сам вижу. Почему?

– Всё шло, как надо. Ульмм своей трансформацией высвободила колоссальную энергию, Этра отдал накопленную жизненную силу до последней капли.

– И?

– Силы не хватило, чтобы он родился.

– Почему? – повторил свой вопрос Великий эфор.

– Переход, который создали Смотрители. Мы не разрушили его до конца. Осталась нить, она бы не могла выдержать никого из созданий Этры, и мы не обратили на неё внимания. Сила утекла по ней.

– Вопиющая неосмотрительность, брат мой.

– Мы подоспели в последний момент, Великий, времени было мало, – эфор оглядел своих собратьев. – Мы думали, что сделали достаточно. Мы ошиблись.

– В итоге мы потеряли двоих Смотрителей и живой мир, который готов был породить третьего, – глава эфората на мгновение прикрыл глаза. – Три Смотрителя и мир.

– Мы ведь сами пошли на небывалое и приговорили Максимуса…

– Пошли. А какой был выбор? Максимус стал слишком опасен. Воинствующий вольнодумец, проявляющий полнейшее презрение к Заповеди, к нам, к Творцу. Скольких ещё он бы увлёк за собой, если даже Аэтернитас, прекраснейшее дитя Творца, пошла за ним?

– Смотрители не свободны от страстей. Эти двое любили друг друга.

– Да, этого обстоятельства я не учёл. Следуя по пути беспристрастности, забываешь о таких мелочах. Кто бы мог подумать, что какие-то нежные чувства окажутся сильнее страха перед Великой Бездной и стремления бессмертной души к сохранению себя. Как она только смогла обмануть меня? Я ведь смотрел в её глаза, там было лишь смирение и покорность нашей воле.