Грузный, одышливый старик бросился искать спасения в стенах Донского монастыря. Не тут-то было. Настигли и, не посмотрев на сан, на защиту святого креста, ударили, сбили с ног. Долго били поленьями и батогами, топтали и колотили, пока не растерзали обидчика. Остановились над кровавым месивом… И… разошлись, унося в сумрачных душах отчаяние и темную беду, разнося как заразу семя неповиновения, безвластия и безбожия.
Бедняки умирали раньше, богатые позже, но все равно умирали. Солдаты с оружием в руках покрывались мокнущими язвами и пятнами и тоже умирали. Как и купцы с тугими кошельками, и черные монахи, женщины, дети – умирали все.
Вымирали целыми улицами.
На пустыре в Лефортово вырыли огромные рвы и свозили туда со всей Москвы умерших. Хоронили без попов, кое-как закидывая землей, не разбирая – мертвый или еще шевелится. А вскоре и хоронить перестали: трупы валялись по улицам, и собаки, ошалев, растаскивали мертвечину, глотая человеческое мясо.
Пока солдаты удерживали население силой штыков, какое-то подобие прежней жизни еще сохранялось в городе. Но когда умерли и солдаты – некому стало вразумлять народ, охранять тюрьмы, остроги, сдерживать грабежи и мародерство. Ничем не остановить, не унять заразу. Пришли паника и хаос. Смерть, страх, и безвластие породили звериное в людях… Наступил ад на земле.
Чума захватила Москву.
Власть чумы возбудила в москвичах опасную наклонность к бунту. Последнего никак не могла стерпеть просвещенная государыня, императрица российская Екатерина II. Государыня поняла, что не может оставить древнюю столицу в столь бедственном положении.
Но кого послать на войну с чумой? Все московские чиновники из Москвы убежали. Кто же примет страшный вызов?
Среди екатерининских фаворитов один отыскался примерный храбрец: Григорий Орлов.
Без войска, с небольшой свитой, явился этот достойный молодец в Москву и, несмотря на то, что нашептывали ему доброжелатели, советовавшие не ехать, дабы избежать заразы и погибели, очень ловко взялся за дело.
Перво-наперво он сыскал и самолично отстегал хлыстом нескольких виновных в убийстве Амвросия. О набатном колоколе, некстати созвавшем толпу на убийство, доложил он своей покровительнице Екатерине. Впоследствии государыня строго взыскала с повинных в Чумном бунте: четырех человек казнили, около двухсот – били кнутом, а набатный колокол подвергли экзекуции – отрезали «язык». Колокол провисел немым более 30 лет, после чего сослан был в Петербург и помещен в Арсенал, а оттуда, уже в XIX веке, попал в Оружейную палату.
А Григорий Орлов бесстрашно наводил порядок в Москве. Он спустился в подземные казематы острога и вывел оттуда самых закоренелых преступников и убийц, кого держали прикованными в цепях, в изоляции от общества. Это они во всем городе оставались еще живы и не заражены. Пообещав в качестве оплаты свободу, Орлов призвал извергов рода человеческого к работе мортусами – похоронщиками.
И они согласились. Преступники занялись расчисткой города. В вощеных плащах, с черными масками на лицах, крючьями стаскивали они трупы в огромные рвы, закапывая тела тысячами. Вещи и дома умерших сжигали. Повсюду горели костры. Москва наполнялась дымом и пеплом.
В огне очищался воздух…
К 1773 году смерть отступила. Чумное проклятие скрыли в могилах.
Но что-то тревожит его в глубине земли. Будто чумной Молох не насытился жертвами и, вспоминая кровавые пиры прошлого, время от времени прорывается на поверхность, требуя для себя новых смертей от нынешних – еще живых – наследников чумы.
Кладенец
В 1974 году в музейном комплексе дворянской усадьбы Останкино производили плановую реконструкцию и ремонт некоторых сооружений, в том числе – поправляли фундамент беседки-ротонды. За последние сто лет беседка эта углубилась в землю, грозя вскоре обрушиться.
Работы доверили бригаде из троих человек; двое – простые мастеровые люди, каменщики, и один дядя-Вася-на-все-руки.
В первый же день работникам этим несказанно повезло. Пытаясь оценить степень неустойчивости фундамента, кто-то из них колупнул крошащийся камень в стене – и тот рухнул. Из небольшого отверстия выкатился прямо под ноги бригаде тяжелый металлический кругляшок. Оказалось, монета. Старинная. С непонятными надписями не по-русски. И – золотая.
– Вот это фарт, а, робя?! – восхищенно присвистнул один из бригады, мордатый Сашок. Дядя Вася, как самый старший и лицо ответственное, меланхолично попробовал монету на зуб и сказал:
– По закону все найденное должны сдать государству. Наша здесь только третья часть. Кажись…
– Ну ты скажешь еще, Василий! – изумился третий, которого звали Жоржик. – Что тут сдавать?! Шутишь?! Делить надо, э?!
– Да уж, дядя Вася. Ты не шути так. Сдавать тут нечего! Тут и делить мало, – поддержал Сашок.
– Если только еще найдем… Тогда посмотрим, э?! – подмигнул Жоржик.
Дядя Вася пожал плечами: мол, как хотите, я не настаиваю.