Тёмная сторона

— Что это — толком не знает никто, — сказал Артур. — Говорят, в заброшенных домах, на чердаках и в подвалах, в разных укромных уголках вдруг возникает синее свечение. С виду совсем не страшное, но самые смелые кладоискатели бегут от него без оглядки. Оно превращает человека в «ведьмин студень». Это, Катюша, человеческое тело, из которого разом выдернули все кости. Некоторые после этого ещё долго остаются живыми.

— Бр-р-р, мерзость какая, — фыркнула Катя. — Вот на фиг ты такое рассказываешь, я теперь бутерброд есть не смогу!

— Давай помогу! — потянулся Артур.

— Нет уж, обойдусь без помошников, — решительно ответила Катя, и в три укуса управилась с бутербродом. — Блин, какая скука весь день!

— Воскресенье… — кивнул Артур, как будто Катя этого не знала.

В воскресенье, в хозяйственном магазине, где они работали, покупателей было не много, а под вечер так и вовсе наступало затишье: их отдел, располагавшийся в полуподвале, посещало не больше трёх покупателей за час. Магазин работал до десяти вечера, поэтому последние три часа воскресения ребята вынужденно валяли дурака.

— Я, пожалуй, до нового года доработаю и — до свидания! — рассуждала Катя. — За прошлый месяц такую недостачу насчитали, что я думала — в минус уйдём. Бухгалтерия химичит, кладовщики воруют, а отдуваются продавцы. С меня хватит, пойду секретарём на ресепшн, есть у меня пара завязочек. Там хоть материальной ответственности нет…

Артур слушал её вполуха. За семь месяцев работы в этом магазине он неплохо изучил свою напарницу и знал: никуда она не уйдёт что бы не говорила, поскольку консервативна и тяжела на подъём. Катя-Катя-Катерина, двадцать пять годков, ка-а-аренная москвичка, недоучившаяся медичка: простоватое личико, пергидрольные кудряшки, вздёрнутый носик, сильные очки, полноватые бока… Не красавица, конечно, но и не уродина: ножки стройные, сиськи — как арбузы. В семнадцать лет, наверняка, была хороша собой, да не сумела распорядиться тем, чем наградила её природа. Более волевая, самолюбивая и сообразительная девица с такими внешними данными устроила бы себе приличную партию. Катя же осталась на бобах и теперь живёт с матушкой и шестилетним внебрачным сынишкой в однокомнатной клетушке где-то в Очаково, продаёт бытовую технику и даже не делает попыток изменить свою жизнь, предпочитая плыть по течению.

— … и ещё час здесь торчать… Ох, мать моя — женщина! Артурчик, расскажи ещё что-нибудь!

«Ха! Артурчик…», — Артур давно подметил, что Катино отношение к нему выходит за рамки профессионально-производственного, оно даже выходит за рамки обычной товарищеской симпатии. Он подумал, что если однажды без околичностей предложит ей перепихнуться, она согласится. И вовсе не потому, что испытывает к нему страстное влечение. Дело в том, что она к нему привыкла. А для таких безвольных созданий привычка заменяет любовь.

— Что же тебе рассказать?

— Ну, не знаю… Что-нибудь такое… — Катя сделала неопределённый жест рукой, будто вышивала по воздуху, как святая Февронья. — У тебя хорошо получается про ужасы рассказывать.

— Что-нибудь про ужасы, — передразнил Артур. — Дам тебе один совет, Катюша: не дразни зло, не шути с ним, а то накличешь беду. И хорошо, если только на свою голову. Хорошо, я расскажу тебе «что-нибудь про ужасы». Ты слышала про автобус-призрак?

— Нет, — Катя навострила ушки.

— Хочешь — верь, хочешь — проверь, а до недавнего времени в Москве был автобусный маршрут номер шестьсот шестьдесят шесть, — начал Артур. — Он ходил по Юго-Западному округу, недалеко отсюда. Православная общественность очень возмущалась, что по столице Святой Руси катается «сатанинский» транспорт, и в двухтысячном году маршрут ликвидировали. То есть маршрут-то никуда не делся, но его переименовали, заменив одну цифру. И «три шестёрки» стал мирным «шестьсот шестнадцатым». Тут, казалось бы, и сказочке конец. Да только прошло некоторое время, и люди начали замечать, что «три шестёрки» снова ездит по городу. Православные снова насели на Мосгортранс, а там им ответили, что все маршрутные номера исправлены, а если кому-то что-то кажется, значит креститься надо. Ну, или закусывать…

Катя хихикнула, Артур тоже улыбнулся и продолжил:

— Но «три шестёрки» видели совершенно нормальные, трезвые люди. А тех, кто по ошибке или же по старой памяти садился в этот автобус никто и никогда больше не видел!

— А ты? — спросила Катя.

— Что я?

— Ты видел этот автобус?