Тёмное пророчество

– Держись, Мэг, – взмолился я. – Теперь ты среди друзей. Ты на Троне Мнемозины. Изреки пророчество!

Мэг резко выпрямилась. Она вцепилась в сиденье, словно сквозь нее пропустили сильный электрический ток.

Все отступили назад и встали вокруг нее неровным кругом. И тут у Мэг изо рта появился черный дым, опускаясь все ниже, он окутал ее ноги.

Затем Мэг заговорила – к счастью, не голосом Трофония, а низким монотонным голосом, достойным самого Дельфийского оракула:

Сгорят слова, что память подарила,
Едва луна над Дьяволом уснет.
Пусть оборотень собирает силы,
Иначе Тибр кровью изойдет.

– Нет, – прошептал я. – Нет, нет, нет.

– В чем дело? – спросил Лео.

Я посмотрел на Калипсо, которая лихорадочно записывала слова оракула.

– Нам нужен блокнот побольше.

– Зачем? – удивилась Джозефина. – Ведь пророчество уже сказано…

Мэг вздохнула и продолжила:

На юг пусть солнце устремит свой ход
Сквозь путаницу к смерти и огню,
Владельца белого коня найдет —
Загадка волю обретет свою.

Я уже несколько столетий не слышал пророчеств в такой форме, но она была мне хорошо знакома. Больше всего на свете мне хотелось прервать декламацию и положить конец страданиям Мэг, но я ничего не мог поделать.

Она задрожала и изрекла третью строфу:

Смелее, Лестер, в западный дворец;
Деметры чадо корни обретет.
Укажет козлоногий удалец
Тот путь, где вражья обувь лишь пройдет.

И жуткой кульминацией стал четвертый дистих:

Известны три и Тибр перед тобой —
Тогда лишь, Аполлон, танцуй и пой.

Темный дым рассеялся. Я бросился вперед и успел подхватить Мэг. Теперь она дышала ровнее, кожа ее была не такой холодной. Слава Мойрам! Пророчество покинуло ее.

Первым заговорил Лео:

– Что это было? Четыре пророчества по цене одного? Строчек было немерено.

– Это сонет, – сказал я, все еще не желая верить в случившееся. – Да помогут нам боги! Это был шекспировский сонет.

Я-то думал, что лимерик Додоны – это плохо. Но шекспировский сонет с рифмовкой ABAB и сонетным замком, к тому же написанный пятистопным ямбом? Такой ужас мог родиться только в пещере Трофония.

Я вспомнил, как часто спорил с Уильямом Шекспиром.

«Билл, – говорил я. – Никому не понравится такая поэзия! Та-ДА, та-Да, та-ДА, та-Да, та-Да. Ну что это за ритм?!»

Никто не будет говорить вот так!

Хм… хотя последнее предложение я сам написал пятистопным ямбом. Какой же он прилипчивый! Брр!

Талия повесила лук на плечо:

– Это было одно стихотворение? Но в нем же было несколько частей.

– Да, – сказал я. – В виде сонетов изрекаются самые сложные пророчества со множеством изменчивых частей. И боюсь, ни одна не предрекает нам ничего хорошего.

Мэг захрапела.

– Разберемся с нашей судьбой потом, – решил я. – Мэг нужно отдохнуть…

В этот самый момент мое тело не выдержало. Оно и так много вынесло. И теперь взбунтовалось. Я завалился на бок, сверху на меня упала Мэг. Друзья кинулись к нам. Я почувствовал, как мое тело осторожно поднимают вверх, и в моем затуманенном сознании промелькнул вопрос: это Персики несут меня или Зевс призывает обратно на небеса?

Потом надо мной нависло лицо Джозефины, словно портрет президента с горы Рашмор: это она несла меня по коридору.

– Этого в медблок, – сказала она кому-то. – А потом… фу! Ему однозначно пора помыться.

Несколько часов сна без сновидений, а после – ванна с пеной.

Это было, конечно, не возвращение на Олимп, но очень близко к тому.

Ближе к вечеру на мне была уже чистая сухая одежда, от которой не несло пометом. Живот был набит медом и свежеиспеченным хлебом. Я бродил по Станции, помогая всем, кому мог. Хорошо было чем-то себя занять. Это отвлекало от мыслей о Темном Пророчестве.

Мэг спокойно отдыхала в гостевой комнате под бдительной охраной Персика, Персика и Еще Одного Персика.

Охотницы Артемиды ухаживали за ранеными, которых оказалось так много, что Станции пришлось расширить медблок в два раза. На улице слониха Ливия помогала убрать обломки и разбитые машины с круглой площади. Лео и Джози весь день собирали по кусочкам дракона Фестуса, которого, как они мне поведали, голыми руками разорвал на части сам Коммод. К счастью, Лео отнесся к этому не как к трагедии, а скорее как к досадной неприятности.

– Не, чувак, – отмахнулся он, когда я выразил ему свои соболезнования. – Я быстро соберу его снова. Я внес пару изменений, и теперь он собирается легко, как конструктор лего!

И он принялся помогать Джозефине, которая пыталась краном снять левую заднюю лапу Фестуса с башни «Юнион-Стейшн».

Калипсо, поколдовав, призвала духов ветра, которые собрали осколки и восстановили окно-розетку, после чего тут же рухнула без сил.