Тёмное пророчество

Мы разбились посреди круглой арены. В паре футов от путей лежал поезд, свернувшись на гравии как мертвая гусеница. Вокруг арены в каменных камерах, закрытых плексигласом, находились животные. Над ними высились три яруса зрительских мест. Над амфитеатром была растянута камуфляжная сетка, как в павильоне с орангутанами, хотя здесь она, скорее всего, была нужна, чтобы крылатые чудовища не могли улететь.

По окружности арены в землю были вбиты колья, к которым крепились кандалы на цепях. Рядом на подставках лежали жуткие приспособления: электрошокеры для скота, укрючины, хлысты, гарпуны.

Холодный ком встал у меня в горле. Я бы решил, что проглотил грифонью картошку, да только чудом уцелевший пакет был все еще в руках у Калипсо.

– Это тренировочная площадка, – сказал я. – Я видел такие раньше. Животных здесь готовят к играм.

– Готовят? – Калипсо бросила хмурый взгляд на подставки с оружием. – Как именно?

– Их дразнят, – ответил я. – Приманивают угощением. Морят голодом. Учат убивать все, что движется.

– Какая дикость! – Калипсо повернулась к ближайшей клетке. – Что они сделали с этими бедными страусами?

Сквозь плексиглас на нас смотрели три птицы, которые дергали головами, наклоняя их то в одну, то в другую сторону. Страусы и сами по себе странные создания, но эти были обряжены в многочисленные ошейники с железными шипами, шлемы с пикой в стиле кайзера Вильгельма, их лапы были обвиты колючей проволокой, как рождественской гирляндой. Стоявший ближе всех ко мне страус ощерился, обнажив втиснутые в его клюв острые стальные зубы.

– Императорские боевые страусы.

Мне показалось, что в груди у меня что-то рушится. Вид этих страусов угнетал меня… угнетали и мысли о Коммоде. Игры, учрежденные им в прошлом, были страшными, но теперь они превратились в нечто еще более ужасное.

– Ему нравилось стрелять по ним. Одной стрелой он мог обезглавить страуса, бегущего во весь опор. А если и это ему наскучивало… – я махнул рукой в сторону перекроенных птиц.

Лицо Калипсо пожелтело от злости:

– Всех этих животных убьют?!

Я был слишком подавлен, чтобы отвечать. Мне вспомнилось, каким был амфитеатр Флавиев во времена правления Коммода – сверкающий красный песок арены, усеянный тысячами тел экзотических животных, зарезанных ради забавы и спортивного интереса.

Мы подошли к соседней клетке, по которой беспокойно ходил большой красный бык с копытами и рогами, отливающими бронзой.

– Это эфиопский бык, – сказал я. – Его шкура неуязвима для любого металлического оружия, как у Немейского льва, только, э-э… бык большой и красный.

Калипсо обошла еще несколько клеток – с аравийскими крылатыми змеями, лошадью, которая, судя по всему, была плотоядной и огнедышащей. (Как-то я хотел запрячь таких в свою колесницу, но с ними столько мороки!)

У следующей клетки волшебница остановилась:

– Аполлон, сюда.

За стеклом находились два грифона.

Эмми и Джозефина были правы. Это были прекрасные звери.

С течением веков природных мест их обитания становилось все меньше, и дикие грифоны выродились в тщедушных созданий, гораздо мельче и злее древних. (Точно так же, как трехглазый горностай или гигантский пукающий барсук.) Мало какой грифон теперь вырастал настолько, чтобы выдерживать вес человека.

Однако самец и самка, которых мы увидели, и правда были размером со львов. Их рыжеватая шерсть сверкала, как медная кольчуга. Красновато-коричневые крылья были царственно сложены на спине. Орлиные головы украшали хохолки из золотых и белых перьев. В старину греческий царь отдал бы трирему, доверху груженную рубинами, тому, кто вывел бы для него такую пару.

Я заметил, что, к счастью, животные не пострадали. Но к их задним лапам тянулись цепи. Если грифонов посадить в клетку или как-то иначе ограничить их свободу, они становятся очень агрессивными. Увидев нас, Абеляр, самец, тут же защелкал клювом, заклекотал и захлопал крыльями. Он запустил когти в песок и рванулся на цепи, стараясь дотянуться до нас.

Самка, отступив в тень, издавала низкие булькающие звуки, похожие на рычание почуявшей опасность собаки. Она покачивалась из стороны в сторону, почти касаясь земли животом, таким большим, словно…

– Только не это! – Я подумал, что мое человеческое сердце не выдержит и разорвется. – Неудивительно, что Бритомартида так хочет вернуть их.

Калипсо смотрела на зверей как завороженная. Она с трудом отвела от них взгляд и спросила:

– Что ты имеешь в виду?

– Самка вот-вот снесет яйцо! Ей нужно в гнездо, и как можно скорее. Если мы не вернем ее на Станцию…

Взгляд Калипсо стал острым и холодным, как стальные зубы страусов.

– А Элоиза сможет лететь?

– Я… я думаю, сможет. Я не такой эксперт по животным, как моя сестра.

– Выдержит ли она всадника в таком состоянии?

– Узнаем на практике, другого выхода нет. – Я указал на сетку, натянутую над ареной. – Это самый короткий путь отсюда, если, конечно, нам удастся освободить грифонов и убрать сеть. Сложность в том, что Элоиза и Абеляр настроены враждебно. Их заковали. Посадили в клетку. Они ждут появления птенца. Если приблизимся, они разорвут нас в клочья.