Тёмное пророчество

В коридоре я замешкался. В одну сторону шел длинный, футов сто, коридор, сворачивающий налево. Сирены успокоились, но из-за поворота доносились звуки, похожие то ли на шум океана, то ли на крики толпы. На стене плясали разноцветные блики. Даже смотреть в ту сторону было страшновато.

Единственное, что нам оставалось – вернуться назад к Мемориальной стене чиа, возведенной Мэг Маккаффри.

– Самый короткий путь, – сказал я. – Похоже, нам придется идти той же дорогой, по которой мы пришли.

Мэг стояла как зачарованная, прислушиваясь к отдаленному шуму:

– Там… что-то есть. Нужно проверить.

– Нет, пожалуйста! – взмолился я. – Мы спасли пленников. Нашли Фестуса. Забрали себе симпатичный стульчик. Отработали полноценный рабочий день любого героя!

Мэг выпрямилась.

– Там что-то важное, – упорствовала она.

Превратив кольца в мечи, она направилась прямо к странным огням в конце коридора.

– Я тебя ненавижу, – проворчал я.

Закинув на спину волшебный стул, я побежал за ней – и, завернув за угол, оказался прямо на большой залитой светом арене.

25

Злобные птицы

Бьют шипастыми ногами

Умираю! Больно!

Концерты на стадионах не были мне в новинку.

В древности я дал дюжину представлений в эфесском амфитеатре – и каждый раз был аншлаг. Девушки в исступлении бросали в меня свои strophiae[29]. Юноши падали в обморок от восторга. В 1965 году я пел вместе с «Битлз» на стадионе «Шей», хотя Пол так и не согласился включить мне микрофон. В записи песни «Каждая хочет быть моей крошкой» даже не слышно моего голоса.

И несмотря на все это, арена императора меня ошеломила.

Выскочив из коридора, я на миг ослеп от света. Зрители закричали и захлопали в ладоши.

Когда глаза привыкли к яркому освещению, я понял, что мы стоим на пятидесятиярдовой линии[30] профессионального футбольного стадиона. Поле было необычным. Вокруг него шли три полосы гоночного трека. В искусственное покрытие поля словно в большую игольницу были воткнуты железные стойки, к которым цепями были прикованы разные звери. Вокруг одного из столбов кружили, словно жуткая карусель, шесть боевых страусов. У другого рычали и жмурились от света три льва. У третьего, покачиваясь, стояла слониха, которую совершенно не радовало, что на нее напялили шипастую кольчугу и огромный шлем команды «Индианапольские Жеребцы».

Я нехотя поднял глаза на трибуны. В море синих кресел была занята только дальняя зона слева, но зрители были полны энтузиазма. Германцы били копьями по своим щитам. Полубоги из Императорского Дома Коммода хохотали и выкрикивали оскорбления (которые я повторять не буду) в адрес моей божественной персоны. Киноцефалы – племя волчеголовых людей – выли и рвали свои сувенирные футболки с символикой «Индианапольских Жеребцов». Ряды блеммий степенно хлопали, бросая недоуменные взгляды на беснующихся соседей. И конечно, целый сектор занимали дикие кентавры. Сказать по правде, нельзя устроить спортивное состязание или кровавое побоище так, чтобы они об этом не прознали. Они дули в вувузелы, шумели гудками, толкались и лягались, расплескивая газировку из банок, по две штуки прикрепленных к шапке каждого из них.

Посреди зрительской толпы сверкала императорская ложа, увешанная пурпурными и золотыми флагами, совершенно не сочетавшимися с бело-синей атрибутикой «Жеребцов». Вокруг трона стоял суровый караул из германцев и смертных наемников, вооруженных снайперскими винтовками. Не ясно, что видели наемники сквозь туман, но скорее всего, их обучили работать в магической обстановке. Они стояли совершенно невозмутимо, не снимая пальцев со спусковых крючков. Я не сомневался, что они убьют нас по первому слову Коммода и мы будем не в силах противостоять им.

Коммод встал с трона. На нем были белые с пурпуром одежды и золотой лавровый венок, как и положено императору, но из-под складок тоги проглядывал золотистый гоночный комбинезон. Из-за косматой бороды Коммод больше походил на галльского вождя, чем на римлянина, хотя ни один галл не мог бы похвастаться такой ослепительной белизной зубов.

– Наконец-то! – его властный голос, усиленный огромными динамиками над полем, прогремел над стадионом. – Добро пожаловать, Аполлон!

Зрители закричали и засвистели. На экранах, установленных вдоль верхнего ряда, засверкали фейерверки и вспыхнула надпись «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, АПОЛЛОН!». Лопнули мешки с конфетти, прикрепленные к балкам высоко под потолком из гофрированной стали, и вокруг флагов чемпионата закружился вихрь из пурпурных и золотых блесток.

Какая ирония! Именно о таком приеме я и мечтал. А теперь мне хотелось лишь ускользнуть обратно в коридор и исчезнуть. Но, естественно, вход, через который мы пришли, исчез, и на его месте теперь была шлакобетонная стена.