Тёмное пророчество

– Мы отрежем вам руки и ноги! – предложил полицейский.

– А ваши тела растопчем в желе! – добавил смотритель. – Замечательная идея. Спасибо!

К горлу подступало, но я держался как мог:

– Всегда рад помочь.

Наннет принялась рассматривать бомбу, вероятно подозревая, что с моим планом все-таки что-то неладно. Слава богам, она либо так ничего и не поняла, либо была слишком воспитанна, чтобы высказать вслух сомнения.

– Что ж, – наконец сказала она, – в таком случае я скоро вернусь!

Она сгребла в охапку баллоны и прыгнула в воду, а у меня появилось несколько драгоценных секунд, чтобы придумать, как не превратиться в желе. Наконец дела пошли на лад!

37

Любимые фрукты?

Надеюсь, не виноград,

Не яблоки и не инжир

Бедняжка Нанетт.

Интересно, о чем она подумала, когда поняла, что под водой таймер будет отсчитывать пять секунд в течение ровно пяти секунд. Я подумал, что, когда бомба взорвалась, она, прежде чем исчезнуть, пробулькала какое-нибудь ругательство вроде «Тьфу-ты пропасть!».

Мне даже было бы ее жаль, если бы она не хотела меня убить.

Пещера содрогнулась. Обломки мокрых сталактитов посыпались в озеро и забарабанили по бортам лодок. Из середины озера вырвался поток воздуха, всколыхнув причал и заполнив пещеру ароматом мандариновой помады.

Полицейский и смотритель парка сердито воззрились на меня:

– Ты взорвал Нанетт. Это было невежливо.

– Подождите! – завопил я. – Она, наверное, еще плывет назад. Туннель длинный.

Так я выиграл еще три или четыре секунды, но за это время хитрый план побега у меня так и не появился. Я надеялся, что смерть Нанетт по крайней мере была не напрасной. Мне хотелось верить, что взрыв уничтожил пещеру оракула, как того желал Трофоний, но абсолютной уверенности у меня не было.

Дрожащая Мэг еще окончательно не пришла в себя и о чем-то бредила. Нужно было поскорее вернуть ее на Станцию и усадить на Трон Памяти, но у меня на пути по-прежнему стояли две блеммии. У меня так закоченели руки, что справиться ни с луком, ни с укулеле я бы сейчас не смог. Вот если бы у меня было какое-нибудь другое оружие – сгодилась бы даже волшебная бразильская бандана, которой можно махать перед лицами врагов! О, если бы только ко мне хоть на время вернулась божественная сила!

Наконец смотритель парка вздохнул:

– Что ж, Аполлон. Что ты предпочитаешь: чтобы мы тебя сначала растоптали, а потом разорвали на части или наоборот? Это единственный выбор, который мы можем тебе дать.

– Это очень любезно с вашей стороны, – согласился я. А затем вскрикнул: – О боги! Посмотрите туда!

Вы должны меня простить. Я понимаю, что такой способ отвлечь врага описан во всех книгах всех времен и народов. На самом деле он старше даже папирусных свитков и впервые упоминается на глиняных табличках Месопотамии. Но блеммии купились.

Быстро «посмотреть туда» им не удалось. Они не умели оглядываться. Они не могли двигать головой отдельно от тела, поэтому им пришлось, перевалившись с ноги на ногу, сделать полный разворот на сто восемьдесят градусов.

Я не придумал, что делать дальше. Я просто знал, что должен спасти Мэг и выбраться отсюда. Пещера содрогнулась от повторного толчка, блеммии зашатались, и я, воспользовавшись моментом, спихнул смотрителя в озеро. В тот же самый миг от потолка отвалился кусок камня и упал прямо на него, словно гигантская градина из тучи с крупной бытовой техникой. Смотритель исчез под клубящейся пеной.

Я изумленно наблюдал за происходящим. Это точно не я обрушил на блеммию потолок. Просто повезло? А может, это дух Трофония скрепя сердце оказал мне последнюю милость за то, что я все-таки взорвал его пещеру. Расплющить кого-нибудь камнями – такой милости от него вполне можно было ожидать.

Полицейский ничего этого не увидел. Когда он повернулся ко мне, у него на груди было написано недоумение:

– Я ничего не… Постой. А куда делся мой друг?

– М-м? – отозвался я. – Какой друг?

Он пошевелил роскошными усами:

– Эдуардо. Смотритель парка.

Я изобразил замешательство.

– Смотритель? Здесь?

– Да, он был вот здесь.

– Понятия не имею, о чем ты.

Пещера вновь затряслась. Увы, камни больше не желали падать с потолка и давить моего последнего врага.

– Что ж, – проговорил полицейский, – видимо, ему пришлось уйти. Прошу прощения, но теперь мне придется убить тебя самому. Таков приказ.

– Безусловно, но сначала…

Но полицейский не собирался больше терять время. Он схватил меня за руку, прижав мою локтевую кость к лучевой. Я закричал. У меня подкосились ноги.

– Отпусти девочку, – застонал я, едва вынося боль. – Убей меня, а ее отпусти.

Такого я сам от себя не ожидал. Не такими я себе представлял свои последние слова. Я надеялся, что перед смертью у меня будет время, чтобы сочинить балладу о своих великих деяниях – очень длинную балладу. И вот в последний час я молю о спасении не своей жизни, а Мэг Маккаффри.