Тёмное солнце

«Замок был прав, — подумал он, осторожно снимая клинок с перевязи, и оборачивая его в чей-то рваный плащ. — Пока меч не диктует волю, он всего лишь даёт силу. Но исподволь заставляет меня все чаще к нему прикасаться. Так недолго и обрести зависимость…»

Недалеко от него кто-то застонал. Морстен спокойно встал, хрустнув суставами, и подошёл к Лаитан. Ее он вынес первой только потому что она упала ему под ноги, оглушённая оплеухой. Но он не мог позволить наделать в себе лишних отверстий, их и так хватало.

Вторым Гравейн вытащил дварфа, который лежал в центре зала. Гуррун еще дышал, в отличие от некоторых стражниц, но был белее снега на вершинах гор, и казался древним старцем.

— Лаитан, — скорее подтверждая, чем спрашивая, произнёс он. — Ты пришла в себя. Понимаешь ли ты мои слова?

Лаитан дёрнула головой, ощущая, как внутри перекатываются тугие волны боли и жжения. Ее веки дёрнулись и раскрылись, выпуская из глаз отсветы золотого сияния. Над головой плыла, покачиваясь всем небесным куполом, звёздная ночь. Медноликая разглядела несколько знакомых созвездий, которые раньше располагались южнее и немного выше, нежели сейчас.

Северный Волк смотрел большими голубыми глазами-звёздами вниз, на вотчину Морстена, присматривая за ней и покровительственно подняв переднюю лапу вверх.

Золотая Лилия раскинула лепестки на далёких южных пределах, куда им всем вряд ли удастся попасть когда-то в этой жизни. Крупные жёлтые огоньки созвездия образовывали контуры лепестков, заставляя соседние искорки светлячков на глубоком бархате бессильно тужиться в попытке отстоять право на свет рядом. А прямо над головой Медноликой змеи разбросала десятки звёздочек поменьше, будто и впрямь отсвечивая ими, как искрами, огромная Лунная Секира — ориентир и первое известное дварфам созвездие, каждый год оказывающееся ровно над этими подземельями в день начала нового цикла года этой расы.

Рядом, красноватыми искрами и оранжевыми проблесками перемигиваясь с соседями, скучились Малый Дракон и Огненная Саламандра.

Лаитан с трудом отвела взгляд от неба, повернув голову на голос властелина. Он сидел рядом на корточках, как-то внимательно, даже слишком пристально разглядывая Лаитан. Мать матерей пошевелилась, согласно кивнула, отвечая на его вопрос, и попыталась подняться на ноги. Морстен сунул ей в ладонь помятую фляжку с остатками воды, которую они запасали задолго до этих мест. Лаитан сделала несколько глотков, чувствуя, как к горлу подкатила тошнота. Дёрнувшись в сторону, она опорожнила желудок за ближайшим камешком. Вместо чистой воды во фляге властелина оказалось крепчайшее поило тхади, сваренное не то из мха, не то из сморщенных грибов-галлюциногенов. Лаитан про себя обласкала Морстена всеми известными её предшественницам словами, даже удивившись, что властелин не испарился на месте, когда она вернулась и заметила его, сидящего в той же позе. Ей смутно припомнилось, как она попыталась удрать от Морстена по какой-то причине, но потеряла сознание и упала, и чем были продиктованы ее действия, она теперь сказать точно не могла. Властелин, однако, смотрел на нее с затаенным ожиданием, будто Лаитан могла в любой момент взорваться и наговорить гадостей, или снова попытаться удрать куда-то прочь.

— Со мной все в порядке, — хриплым, чужим голосом произнесла Лаитан и тут же испугалась, что постарела на десятки лет. В голове всплыли байки сказочки, в которых герои заходили в пещеру на закате, а выходили на рассвете через сто лет.

Лаитан посмотрела на свои ладони, но звёздного света не хватало, чтобы рассмотреть, что стало с её кожей. Морстен продолжал рассматривать ее, но недолго. Лишь пожал плечами и отвернулся, когда рядом с ним поднялась и резко села Киоми. Крик, вырвавшийся из её глотки, был похож на плач горько обиженного ребёнка или стон смертельно раненого зверя, тут же переросшего в глухие бормотания и рыдания. Киоми закрыла лицо руками, раскачиваясь из стороны в сторону. Лаитан подошла к ней, присела рядом, посмотрела в лицо служанки. Та подняла на неё взгляд, и в ее глазах отразился неподдельный ужас. Бледное лицо белым пятном выделялось в окружающей тьме. Бронзовая кожа Киоми казалась самой обычной, но тем больше и ужасней казались её тёмные глаза. Будто два провала на ткани, две черные космические дыры, как отверстия в нежном шёлке одежд.

— Киоми? — с напряжением в голосе спросила Лаитан.

На кончиках пальцев жрицы блеснули искры золотого пламени, и прежде, чем ругнувшийся властелин успел ударить Киоми по рукам, та сама отскочила, проехавшись задом в крепких штанах по камешкам дна ущелья.

— А-а-а! — раскатился над ущельем сдавленный крик служанки.

— Моя госпожа, что с вами случилось? Я… я выгляжу так же? — в ужасе спросила Киоми. Голос служанки дрогнул впервые за много лет службы у матери матерей. Медноликая непонимающе посмотрела на тьму рядом с собой. Сгусток шевельнулся, обозначая собой Морстена, который только пожал плечами и ничего не сказал.

— Что? — требовательно вперилась взглядом в Киоми её госпожа.

— Госпожа, ваши медные волосы… почти все стали золотыми…