Топоры и секиры крутились в руках малорослого народа так стремительно, что позади них прочь вылетали только отдельные куски восставших. Дварфы перемалывали противника, на ходу разворачиваясь всем строем, меняя направление и не позволяя разбить себя и разделить колонну. Их животные рвали рогами и давили копытами врага, а наездники проходили из стороны в сторону, перемалывая остальное. Кольца тьмы подобрались с земли и потекли к своему хозяину, собираясь вокруг воронкой урагана. Тхади вернулись в укрепление, уводя прочь тех, кто не мог идти сам. Дварфы избегали темных полос света, стараясь не попадаться под них и не направлять туда животных. Властелин севера, осознав, что происходит, постарался увеличить площадь, доступную для сечи дварфам. Пройдя клинком из вращающихся топоров по местности, дварфы отступили, на ходу выдёргивая жриц и воительниц Лаитан, чтобы оттащить их в безопасное место. Ветрис остался в окружении нескольких своих безымянных, двинувшись вслед за тхади и дварфами. Киоми осталась с Лаитан, помогая ей идти, но мать матерей шагала слишком медленно, а служанка не могла смотреть во все стороны одновременно.
— Мы уладили наши споры, мать матерей! — крикнул ей тот самый дварф, который остался во дворце Трёхъязычья. Его фыркающий конёк бил копытами землю совсем рядом.
— Зачем вы пошли за нами? — спросила Лаитан, перекрикивая стоны и звон клинков. Дварф сдвинул брови.
— Твоё дело уже не только твоё. Мир обречён, а мир — то и мы тоже. Вы думали, поганый колдун пришёл только к вам? Вы топчете наши макушки тысячи лет, жрица! — возмущённо ударил себя кулаком в грудную пластину брони дварф. — У нас проблемы начались раньше. А теперь я и мой народ, всё, что от него осталось, считаем своим долгом присоединиться к тебе и твоим людям. Мы должны объединиться, если хотим выжить и спасти хоть клочок этого мира!
— Это… все? — опешила Лаитан. — Все выжившие? — она указала на скакунов дварфов. Её собеседник погрустнел.
— Это всё, что осталось от моего народа, жрица. От всего моего народа. Возможно, где-то в Долине или в других местах живут наши двоюродные братья, но тут все, кто остался. И мужчины, и женщины, и дети.
Лаитан честно попыталась понять, кто из них кто, но не смогла. Все дварфы были похожи друг на друга, и отличить ребёнка от взрослого в седле было невозможно. Тем более, когда над головой свистит топор или секира. Она кивнула дварфу и пошла дальше, опираясь на руку Киоми, когда рядом не было врага.
Дварфы буквально втащили их за стены укреплений, собираясь задвинуть толстую щеколду. Отряд тхади до сих пор окружал властелина, медленно продвигающегося в кольце тьмы к воротам. Число противников уменьшилось, но они ещё не сдались окончательно.
— Где остальные? — спросила Лаитан. Ветрис появился рядом, отбросив мокрую от пота светлую прядь со лба.
— Мы здесь, владетельница, — сказал он, сунув клинок в ножны со звоном.
— Где властелин… Морстен? — спросила Лаитан. Ветрис сморщился, едва уловимо и почти незаметно.
— Еще за воротами, владетельница. Что ему сделается? Он же бессмертный, в отличие от нас, — добавил он презрительно. Лаитан молча отодвинула руку Киоми и пошла к воротам.
— Госпожа, куда вы?! — забеспокоилась служанка. — Он справится сам, он же властелин севера, тёмный владетель!
— Мы пришли вместе, мы уйдём вместе, — твёрдо сказала Медноликая, пока ноги сами несли её к воротам. — Или останемся там. Все вместе.
— Госпожа, да что вы такое говорите? — удивилась Киоми. — Мы же имперцы! А он — наш враг!
Лаитан обернулась к ней и посмотрела в лицо.
— Нет никаких «нас», нет «их». Дварфы пришли к нам на помощь, потому что поняли это раньше. Пора и нам понять, Киоми, что одни мы не справимся. Будь мы Империей, Замком или даже Долиной с их умершими вождями. Больше нет нас и других, есть мы. И если мы оставляем союзников, они оставят нас.
— Да он только и ждёт этого, — зло прошептала служанка. Лаитан промолчала.
Ворота сооружённого вокруг точки выхода из Тёмного Пути форпоста были обуглены не только потому, что так привыкли строить тхади, но и от многочисленных мелких атак, после которых приходилось уничтожать заразную мёртвую кровь очистительным огнём. Уккуны ревели внутри загона, приветствуя знакомый поток силы, исходившей от владетеля. Но открытые ещё недавно створки из цельных стволов были закрыты, и тхади ненадолго дрогнули, но смолчали.
Морстен, прищурившись, заметил над заострёнными брёвнами гладкие шлемы синеватой стали, и торчащие двуручные секиры дварфов. «Занять единственное укрытие. Разумно. Не впустить внутрь Властелина Тьмы, сражающегося в одиночку с остатками армии противника. Предсказуемо, — ощерился он, колеблясь между приказом атаковать свою же крепость и стоять насмерть. — Но врага можно перемолоть, а ворота отпереть. После. Тьма, как же тяжело. Как всегда, стоило сделать добро, и сразу прилетела благодарность от союзничков…»