Тёмные пути

— Не надо, не надо, — заверил я ее, поняв, что останься мы наедине, то мои инстинкты могут взять верх над разумом, и невесть чем это все в результате закончится. Нет, так-то понятно чем, я не о том — я о последствиях. Кто знает, что сотворит Стелла, когда Изольда ей выложит эту новость? Не с ней. Со мной.

Кстати!

— Марфа, и все-таки… — уже в прихожей остановил верховную ведьму я. — Воронецкая. Не надо ее слишком уж тиранить. Да, она взбалмошная, часто сама не ведает, что творит, но… Я к ней правда привык.

— Это последний раз, когда я в подобных вопросах иду тебе навстречу, Валерий. — Марфа погрозила мне пальцем. — А в тот дом с тобой все одно Изольда полезет, ясно? Стелле там делать нечего, она все только испортит. Как, впрочем, и всегда.

Я закрыл за гостьями дверь, вздохнул и пошел в кухню прибирать со стола, а по дороге сообщил в темноту комнаты:

— По-твоему вышло, спровадил я эту милашку. Довольна? Да, слушай, как тебя хоть зовут-то?

Ответа я не получил, только где-то на грани слуха негромко прозвучал искристый девичий смех.

Глава шестая

В свое время, когда я только-только переехал в этот дом и пытался научиться жить так, как все, мне казалось, что самой мерзкой придумкой человечества является сигнал будильника. Неважно, какого именно — встроенного в смартфон, электронного или даже допотопного с двумя чашечками сверху и молоточком, который по ним сандалит. Любой из них являлся олицетворением мирового зла. Будильник вырывал меня из сна, в котором я по-прежнему жил безмятежно и весело, возвращая в новую реальность, где начинался очередной день, полный безрадостных впечатлений, перманентного безденежья, изжоги от сомнительной, зато дешевой пищи и прочих неприятных открытий об окружающем мире, который, как оказалось, я вовсе и не знал.

Но эти летние месяцы немного сменили вектор неприязни. Теперь я не любил дверной звонок. Будильник что, к нему я привык, как, впрочем, и ко всему остальному. Но вот к тому, что ко мне теперь через день кто-то по утрам таскается в гости, приспособиться пока не получалось.

Я глянул на экран смартфона и застонал — шесть утра! Вашу маму, рань какая! Полчаса сна у меня сперли, а я, между прочим, только в час с копейками угомонился. Сначала, после ухода ведьм, пришлось успокаивать Анисия Фомича, изрядно взволнованного визитом ко мне столь высокопоставленной в Ночи особы, потом со стола убирать, а после я еще минут двадцать ворочался, поскольку сон не шел. Да и там, в царстве Морфея, покоя и воли тоже не оказалось, поскольку мне пришлось созерцать разные картины из жизни Джованны Первой, где кровавые, а где и вовсе порнографические. Мне такое с ранней и относительно непорочной юности не снилось, между прочим.

А вот вам и вишенка на торте — кто-то снова трезвонит в мою дверь. Хотя почему «кто-то»? Ясно кто. Я сам проявил ненужное благородство и спас шкурку одной вечно недовольной всем ведьмы. Вот, получите и распишитесь за благодарность сей особы. Причем как только я открою дверь, то сразу же буду окачен холодным душем ее презрения и взбодрен десятком-другим каких-то просто школьных колкостей.

Нет, в следующий раз пальцем не шевельну, даже если ее на костре сжигать станут.

Я распахнул дверь, даже не посмотрев в глазок, и, потирая заспанные глаза, пробурчал:

— Воронецкая, как же ты мне надоела!

— Полностью с тобой согласен, Валерий, — сообщил мне бодро Карл Августович. — На редкость неприятная особа твоя подруга. Ее назойливость и самоуверенность даже меня, привычного ко всему, время от времени невероятно раздражают. Ты разрешишь мне войти?

— Конечно. — Кивнул я ошарашенно. — А вы тут как?

— Валера, денежные дела не терпят отлагательств, — удивился он моему вопросу. — Странно, что мне тебе подобные азы приходится объяснять, поскольку кто-кто, а ты это должен знать наверняка, учитывая то, кем являются твои родители. Вернее, отец. Марина Леонидовна, несомненно, человек другого свойства, она живет эмоциями и впечатлениями. Кстати, надо будет ей передать через тебя подарок — один из поздних набросков Поля Эллё. Он достался мне случайно, я все думал, что с ним делать. По всему выходит, что лучшего применения этой работе не найти.

— Она наверняка обрадуется. — Я подтянул трусы, ощущая себя довольно дискомфортно. — Эллё, если не ошибаюсь, из импрессионистов? Это ее пунктик. Знали бы вы, сколько времени я потерял в юности на их выставках.

— Валерий, применительно к искусству словосочетание «потеря времени» употреблять недопустимо.

— Еще как допустимо. — Я зашел в комнату и натянул на себя джинсы, а после футболку. — Лично мне визиты в музей Орсе всегда очень хотелось променять на одну-две вечерних прогулки по Булонскому лесу. Ну да, место сомнительное, но тамошние обитательницы смотрели на мой возраст куда более снисходительно, чем охранники веселых заведений на площади Пигаль.

— Неплохое знание предмета, — рассмеялся Шлюндт и потрепал меня по плечу. — Что же до твоего первого вопроса… Вечер у меня весь расписан, а днем ты работаешь. Остается утро, потому я здесь.