Тёмные пути

— Та, другая, что приходила раньше, тоже дрянь редкая, но она хоть иногда с тобой честно говорит, — продолжила вещать невидимая девушка. — А эта… Она куда хуже. И еще — ты ей очень не нравишься, она тебя убить желает. Ты этого не видишь, а я знаю! Я таких, как она, много повидала, уж поверь, и когда жива была, и… И потом тоже. Ты мне верь, я знаю. Староста нашего села, дядька мой, он с Дарой-ведуньей поссорился, та однажды ночью пришла и стребовала с него виру за обиду. С него и всех его родичей до третьего колена. Кого в дому уморила, у кого душу забрала, а иных к черному камню лесному ее присные уволокли. Меня она сама сгубила за то, что я защититься пыталась. Яро сгубила, страшно. Знаешь, в моем роду тоже были те, что с берегинями на рассвете земли нашей разговоры разговаривали, бродила в девках нашей семьи сила до той поры, пока они кику не надевали на свадебный пир да мужними женами не становились. И во мне она имелась, только я ей выхода не давала, запрет на то был от старшей в роду. А тут увидела, как сестрицу мою когтями рвут, ну и не выдержала… Знала бы, как оно выйдет, так сама бы той ночью горло под нож Дары подставила, да только поздно теперь о сделанном да несделанном печаль таить. Ты хоть не глупи, слышишь?

Вот тут я и понял, кто со мной говорит. Браслет! Тот самый, что я у Шлюндта выспорил, когда клад для него разыскал. Я пару раз забавы ради пытался с ним пообщаться, только впустую — молчал он. Ну, я про него и забыл совсем. А тут — на тебе, сразу столько информации.

В комнату заглянула Изольда, увидела меня, стоящего у двери и разминающего сигарету в пальцах, подмигнула и снова ушла на кухню.

— Нормально все будет, — шепнул я, зная, что меня услышат. — Не переживай.

Это сколько же, выходит, лет моей находке? Судя по всему, сильно много. «В роду», «кику не надевали». Последнее слово мне знакомо, в совсем старые времена так назывался головной убор замужней женщины.

И самое главное — этой девчонке незачем мне врать. Из всех моих новых знакомых она единственная, кому ничего от меня не нужно просто в силу того, что ее как бы вовсе нет. А с другой стороны — с чего бы ей обо мне заботиться? Не от большой же любви, верно? Но все равно хорошо, что у меня появился еще один союзник, пусть даже и такой необычный. Хоть будет с кем посоветоваться, при условии, разумеется, что она снова не замолчит после того, как Марфа и Изольда покинут мой дом.

Прежде чем вернуться на кухню, я залез в секретер и засунул в карман джинсов екатерининский рублевик. Перед тем как отправить одежду в стиральную машинку, я его, понятное дело, достал, а обратно-то и не положил — забыл.

— Душная нынче ночь, — сообщил я дамам, сидящим на кухне, — безветренная.

— Завтра к вечеру дождь начнется, — расстроила меня Марфа и глянула на часы. — Точнее, уже почти сегодня. Будет он теплый да нудный, дня два лить станет. Сырость я не люблю, кости от нее ломит, зато грибов после выпрет — хоть косой коси, особенно если места правильные знать. Мне одно такое известно, причем от Москвы оно совсем недалеко находится. Вот мы с тобой, Хранитель, их там ближе к выходным и пособираем, ежели сейчас сговоримся. А Изольда нам после лапшичку сварит да грибами теми приправит. Сваришь?

— А как же, — бойко отозвалась девушка. — С радостью. У меня и рецепт есть, бабушкин еще, особый.

— Сговоримся о чем? — включил дурака я. — За грибами съездить? Так это с нашей радостью. Правда, в будни никак, работа у меня, но в субботу или воскресенье — можно.

— Грибы грибами, мне кое-что другое в том лесочке надо отыскать, — задушевно произнесла Марфа. — Валер, ты же все понял, зачем эти кошки-мышки? Надо клад поднять. Мой клад, заметь, не чей-то бесхозный. По праву мой.

— Так если он и так ваш, я тогда зачем? Выкопайте да владейте.

— Кабы так. — Глаза Марфы подернулись легкой поволокой. — Не дастся он мне в руки. И никому, кроме тебя, его не взять, вот беда какая. И вот что еще сразу — с прежним Хранителем мне сговориться не удалось. Этот старый хрыч наше племя сильно недолюбливал, видать, была на то причина. Личная, надо думать. Может, какая ведьма ему по молодости голову вскружила да так и не дала, может, дорогу кто из наших ему перешел всерьез — мне неведомо. Но одно точно — он со мной даже говорить не желал. И не только со мной, другие мои товарки тоже под него клинья подбивали — и все впустую. Потому, когда его порешили, лично я не расстроилась. Но клад есть, он ждет. И я вон сколько лет тебя ждала.

— Странно это все, — заметил я. — Нет логики. Он ждет, но вам его не взять… Простите, если это прозвучало резко.