Там, наверняка, окажутся люди неплохо знающие
Арона Гольдфарба. А может быть и не его одного.
Глава 11
ПОНАЕХАЛИ ТУТ
На Хитровке три трактира. В одном
собираются нищие и рабочий люд, пришедший в
Москву на заработки. В другом - разная мелкая
шпанка.
В
третьем,
метко
прозванным
«Каторгой», публика серьёзная: марвихеры,
домушники и громилы, блатер-каины. Да ещё
«коты», приводящие для солидных посетителей
своих «марух».
Гвалт в просторном трактирном зале стоял
невообразимый: смех и брань, стук посуды,
пиликанье гармоник. И, конечно, песни. Русскому
человеку без них застолье не в радость. Пожилой
плечистый брюнет, с коротко остриженными
волосами, откинувшись на спинку стула, затянул
красивым баритоном:
335
Но его тут же заглушили песенники, весело
грянувшие:
За столом возле буфета в одиночестве сидел
мужчина лет тридцати с расчёсанной на две
стороны русой бородой. Из-под модной тёмной
визитки сбегала по жилету толстая золотая цепь с
десятком брелоков. На мизинце посверкивал
перстень с крупным брильянтом. Это был хозяин
«Каторги» Иван Кулаков.
Кулаков
встретил
Лавровского,
как
дорогого гостя. В позапрошлом году Алексей
«упёк» в Сибирь его обидчика домушника Сеньку
Картузника. С тех пор они и приятельствовали,
нередко оказывали друг другу разные услуги.
Узнав, что Алексей интересуется Золотым,
трактирщик обрадовался:
- Давно его пора в газетах пропечатать. А
то, понимаешь, понаехали тут со своими
порядками.
- Кто понаехал? Откуда?
336
- Отовсюду! Арошка из Бердичева. Дружок
его, Федя Счетовод, не то из Ревеля, не то из
Нарвы. А теперь ещё и Адька Бешеный из самой
Германии притащился.
Кулаков увлёк Лавровского в свою каморку
за буфетом, достал бутылку смирновской.
- Это ни к чему, - остановил его Алексей. -
Дел у меня на сегодня много.
- Тогда мадерцы. Ты, Алексей Васильевич,
знаю, её уважаешь, - Кулаков достал из шкафчика
пузатую бутылку настоящей, а не «ярославского
производства», мадеры. - Так вот, про Золотого.
Получилось у нас с ним совсем как у зайца.
- У какого зайца?
- Да из сказки. Помнишь: «Была у лисицы
избушка ледяная, а у зайца - лубяная. Пришла
весна...».
- Теперь понял. Кто лиса, догадываюсь. А
заяц?
- Покойный Марк Афанасьевич, да и я тоже.
... Прежнего хозяина «Каторги» Марка
Афанасьевича Лавровский хорошо помнил.
Много лет без ведома этого человека на Хитровке
ничего не делалось. У фартовых он был в
большом почёте. К нему, как к отцу родному, шли
беглые каторжники. Знали, он и укроет, и на
«работу» поставит...
- Славный был человек, царство ему
небесное, - перекрестился Кулаков. - Только
добрый чересчур... Незадолго, перед тем как
337
совсем от дел отойти, дозволил он Арону в доме
Буниной пару квартир под ночлежку снять. Я
отговаривал, да он меня и слушать не стал.
Приезжим, мол, тоже пить-есть надо...
... Довольно скоро скромный, вечно
улыбающийся, Арон приподнялся. Завёл бойкую
торговлю водкой. Открыл ещё несколько
ночлежек в доходных домах Ромейко и
Румянцева. Если раньше его жильцами были в
основном нищие, то теперь среди них появились
воры и скупщики краденого. Потом и сам стал
скупать у деловых ребят, что поценнее. При этом
соперникам его поразительно «не везло». Один
блатер-каин свалился в подвал и сломал шею, у
другого полиция нашла шубу «украденную у
любовницы самого обер-полицмейстера», а
третий вдруг взял, да и повесился.
Марку Афанасьевичу Золотой оказывал
всяческое почтение. Исправно приносил не только
оговоренный «оброк», но и подарки «от себя» -
дорогие сигары до которых тот был большой
охотник, китайский чай лучших сортов... А когда
старик умер. Арон во всеуслышание заявил:
- Второго такого хозяина нам не найти.
Поэтому, ребятушки, давайте каждый сам по себе
жить. Платить больше никому ничего не стану.
Хватит и того, что участковый пристав и кое-кто в
канцелярии
обер-полицмейстера
от
меня
кормятся...
338
- Ненасытный этот Арон. Так и норовит всё
вокруг захапать, - рассказывал Кулаков. - Зашёл
зимой ко мне. Продай трактир, предлагает, а цену
смешную называет. Летом, дескать, ты за него и
столько не получишь: комиссия по народному
здравию и трактирная депутация твоё заведение
прикрыть собираются. Врёшь, отвечаю, у меня в
городской думе свои люди имеются, они бы меня
уже давно предупредили. Тогда он меня стращать
стал. Только я не из пугливых.
-
Чего тебе бояться? - усмехнулся