Тёмный гном

Рогнак почесал ногтем длинный шрама, пересекавший лоб и заходивший на виски. Выше этой полосы бугристой красной плоти начинался блестящий металл. Он доходил до макушки, где резко переходил в густую спутанную гриву. Пластина прикрывала дыру в черепе, проделанную во время Темных войн, был, конечно, не железная, а из странного сплава, но прозвище прицепилось да и гном не возражал против него.

— Гноме! — Хриплый голос раздался совсем рядом. Норманг резко обернулся, а Рогнак схватился за кинжал, висевший на поясе. Язык, отступив на шаг, едко ухмыльнулся, обнажив кривые клыки. — Мы кое-что нашли.

У подножия рядом стоящего холма столпились орки и даже дварфы, что-то оживленно обсуждавшие.

— Клянусь Прохфесором…

— Темная волшба, чтоб мне никогда своей бороды не видеть!

— Что случилось?! — рыкнул Норманг, расталкивая толпу. Вскоре и он увидел предмет обсуждения.

На земле, валялся почернелый орочий костяк, еще сжимавший в руках древко большого топора, рядом валялся скелет шаграта.

— Там, — Язык махнул рукой в сторону, — еще три таких же.

Норманг поднял глаза. Дальше, на промерзшей земле валялись еще кости. Много костей.

— Дхар! — Дварф сжал рукоять топора так, что скрипнула кожа на толстых перчатках, скрывавших его руки. — Это цверг.

— Худо! — буркнул Рогнак, остановившийся рядом. — У нас даже мага никакого нет. Если цверг смог такое учудить…

— С нами предки! — рыкнул Норманг. На поясе звякнули ритуальные топорик и молот, небольшие, из потемневшего серебра.

— А вот маг нам не помешает, — набычился Железнолобый. — Я не боюсь Тьмы, но скольких воинов ты готов пустить в размен ради этого цверга?

Медленно, опустив руки на пояс, Меднобородый подошел к труну. Они были примерно одного роста, и Норманг вперился взглядом в черные глаза под нахмуренными бровями.

— Не. Смей. Мне. Перечить. При. Орках. Ты меня понял, Рогнак?

Что-то скрипнуло под металлическим сводом дварфского черепа. Железнолобый, не отводя взгляда, кивнул.

— Ты мне платишь.

— Гноме! — Верхом на шаграте ухмылялся Язык. Сложив руки на шее животного, он с напускным любопытством смотрел на дварфов. Но глаза его были пусты, как две стекляшки. — У меня есть маг. Ну как — маг. Шаман. Говорят, у самого Хозяина служил. Да вот, когда того ухайдохали, тот подвинулся чутка умом.

— И чем же он нам поможет, твой полубезумный заклинатель погоды? — ехидно поинтересовался Норманг.

Язык расплылся в довольной ухмылке-оскале.

— Дед хоть и с того, но тему рубит: в темной волшбе лучше его никого нет.

Дварф поднялся вперед и рука его уже потянула из-за пояса метательный топорик.

— И ты мне, воину-жрецу Глубинного Города предлагаешь обратиться за помощью к черномагу? И за это я не вырежу твой поганый язык, а? Видимо, тогда тебя будут называть Мертвый Язык. Хочешь попробовать?

Кривой Язык ощутимо напрягся, сжавшись в седле, на морде промелькнула озадаченно-испуганное выражение, а взгляд стал напоминать крысиный. Но руки так к хопешу и не потянулись. Шаграт, словно почувствовав настроение хозяина, подался назад, недовольно фыркнув.

Гном без усилий его остановил, ухватившись за сбрую. Он натянул поводья. Язык сдался и немедленно склонился.

— Что ты, гноме, клянусь Прохфесором! Даже в мыслях ничего такого не было, но Хамок Долговязый реально поможет! — Он горячо закивал. — Он шарит во всей этой темноте!

— Хамок? — Норманг нахмурился: необычное имя для орка. Слишком цивилизованное. Это совсем не нравилось.

— Он из старого рода, — пожал плечами Язык. — У них у всех такие погоняла. Культура, раздери ее Пьютер!

Норманг задумчиво огладил бороду. Цверг должен быть найден и наказан. Крайне жестоким способом. Но если он действительно столь силен в колдовстве, то это усложняло дело. Без помощи этого таинственного Хамока никак не обойтись. Дварф мысленно вздохнул: странное чувство точило изнутри, словно он с каждым своим поступком, каждым словом, каждым шагом все глубже погружается в болото. Что наступит когда-нибудь такой момент, когда из зыби будет уже не выбраться.

— Лады, — кивнул Норманг. — Где твой шаман?

Один из шагратов вышел вперед. Старый, худой, но сбруя была хоть и потемневшая от времени, но сделана была отнюдь не в прибрежных ордах: не сыромятные ремни, а кожа тонкой выделки, металл отливал бронзой, и его покрывал тонкий узор. На шаграте, согнувшись, восседал орк в сером плаще с глубоким капюшоном. Из-под него доносилось хриплое дыхание.

— Хамок, старый хрен! — воскликнул Кривой Язык. — Тут нужна твой помощь, твой чуткий нос и твои ловкие руки.

Долговязый выпрямился и теперь стало видно, что росту он был преизрядного. По крайней мере, выше Языка на голову да и в плечах пошире.

Морщинистая рука в темно-зеленых, почти черных пятнах выпросталась из-под плаща и стянула капюшон. Норманг непроизвольно вздрогнул.

Лицо у Хамока было почти человечьим, и если не массивная челюсть, выступающие клыки и темная зелень кожи, его можно было принять за обычного старика. Седые волосы походили на клочья паутины, прилепившиеся к пятнистой голове. Уши у орка были обрезаны.