Тёмный Легендариум

Всадник быстрым движением скинул капюшон и взглянул в упор, тяжело и недобро. Тени разрубили худое костистое лицо вдоль старых шрамов и морщин. Длинные каштановые волосы лежали комками и жгутами.

– Нокра? – сучок неожиданно разломился пахучими щепками. – Это не имя, это прозвище. Как у собаки. Нет жалости – вот, что оно значит.

– Тебя не касается, что оно значит, – вызов и холод вернулись.

– Вот как? – мужчина откровенно веселился, глаза из недобрых стали злыми. – Здесь ты развлечений не найдёшь. А нерадивая скотина заслуживает не больше, чем пинок под рёбра. Убирайся.

Кинжал появился из скрытых набедренных ножен, грубо отполированная сталь блеснула багровым. Всадник посмотрел на оружие, оценивая расстояние. Правая рука, но удар придёт слева – старый трюк наёмных убийц. Ещё один кинжальчик, лёгкий и тонкий, вполне возможно смазанный ядом, уже готов к броску. Но, сосредоточившись на жертве, охотник бывает уязвим.

– Твоя семья была большой? Ты с Юга, с Дальнего Юга. Там у людей тёмная кожа. Но твоя белее. Твой отец не был южанином. Или мать? Нет, отец. Кем он был? Сборщиком налогов, чиновником, моряком, торговцем? А как он взял твою мать? Силой, деньгами? Тебя часто били по голове, по рукам, по спине. Ты плакала и не понимала. А когда к тебе начали приставать? С девяти лет, с семи?

Нокра вздрогнула, и всадник надавил:

– Так когда? Неважно, но лет в пятнадцать ты уже точно знала, что это такое. Попадались извращенцы? Например, на битом стекле. Сначала холодно, потом осколки входят под кожу, и делается тепло и липко… Кто это был? Тот, кого ты убила первым. Тебя вырвало, когда из горла брызнула кровь? Или это были кишки? Или…

Кинжал свистнул тоненько и противно. Нокра вся напряглась. Взгляд незнакомца остекленел, изо рта потянулась полоска крови. Она оглянулась по сторонам, медленно встала и перебралась за соседний столик, сев спиной к телу. Ей не хотелось на него смотреть. Неужели она так поддалась чувствам?! Руки всё ещё тряслись. Сзади возник услужливый голос Яна:

– Вина?

Она резко кивнула, и тут же появилась небольшая чашечка. Запах «зелёного забвения» бил в нос. Этот напиток делали не из винограда, и вообще не из фруктов, овощей или ягод, а из водорослей. От нескольких глотков жилы внутри расслабились, мускулы чуть размякли. Она потянулась за добавкой, но чарка исчезла, а голос Яна стал голосом незнакомца:

– Этой дури нельзя много пить, совсем осоловеешь.

Он сидел рядом и снова смотрел в глаза, но теперь по-доброму.

– Все мы носим маски, твоя – грязная и кровавая. Я хотел, чтобы ты почувствовала это. Прости меня, Нокра.

– Ауле, – произнесла она одними губами.

– Так звала тебя мать? Мои родители умерли раньше, чем я смог их запомнить. Мой прадед, наполовину свихнувшийся и дряхлый, как сама старость, заменил их. За все двенадцать лет старик так и не назвал меня настоящим именем – обзывал всё каким-нибудь животным или ещё чем… Когда он умирал, никого не оказалось рядом – ни его детей, ни детей его детей, никого. Не потому, что те были забывчивыми или неблагодарными, просто никого не осталось, Тогда прадед успел сказать мне моё имя. Я – Рэйвен.

Нокра, глядя в темноту, кивнула.

– Знаешь, ты был прав, во многом прав, про меня, про детство, про…

– Не надо. Пусть прошлое останется в прошлом. Наши воспоминания – лишь тропы в лесу. Чем дальше уходишь – тем они запутанней, тем вернее можешь заблудиться… Так говорил мой учитель.

Рэйвен достал кинжальчик и аккуратно вложил в невидимые ножны на её бедре.

Это самое бедро поразило упругостью и волнующим изгибом. Нокра растерянно коснулась рукояти оружия:

– Но я же убила тебя! Я видела кровь, вот здесь, – её палец провёл по подбородку мужчины. – И дыхание… и пульс…

– Маска. А кровь… прикусил губу, а кинжал поймать легко, если знаешь, откуда летит – немного тренировки и всё.

Да. Всё. Только он не сказал, что тренировался, стоя на узком мотающемся бревне с завязанными глазами. И что кинжалов было три.

«А её руки – не убийцы, а воина – мозолистые и грубые, разве нужны женщине такие?» – подумал всадник и, повинуясь властному внутреннему приказу, сжал ладони Ауле в своих, и заговорил:

– До Великого Исхода на востоке было множество мелких племён. Почти все они исчезли в войнах с переселенцами. Некоторые из них верили в Великого Оленя – Отца людей. По преданию Великий Олень после бессчётных восходов скинул свои рога. Они упали на землю и разломились. От одной половины произошёл первый мужчина, от второй – первая женщина. Поэтому у племён был обычай: если юноша желал взять девушку, он отправлялся в лес и искал сброшенные оленьи рога. Их полагалось отдать возлюбленной: если та принимала – значит, отвечала согласием, если ломала – отказом. Кстати, союз мог предложить не только мужчина, но и женщина – у оленя два рога, и оба одинаковы.

Бревно в камине звонко треснуло под напором огненных струй, и былинки-искорки улетели вверх, в прохладную тьму. Рэйвен, почувствовав, как вздрогнула Ауле, замолчал. Затем встал и, отворачиваясь, будто про себя, добавил: