Тёмный прилив. Часть II: Руины

Энакин нервно ерзал на месте, с затаенной тревогой ожидая продолжения. Только сейчас до него стало доходить, насколько серьезна была Дейшара’кор в своих намерениях во что бы то ни стало завладеть супероружием. Он наблюдал за ней: она сидела, сложив оба световых меча у себя на коленях, переговаривалась по комлинку и при этом неустанно следила за тем, чтобы Энакин не вздумал обратиться к Силе.

Наконец она отключила комлинк и посмотрела на пленника.

— Ну, ты все слышал. Сейчас я обменяю тебя на университетские файлы. Ты не пострадаешь.

Связанный по рукам и ногам Энакин, стоявший на коленях в углу мрачной, лишенной меблировки комнаты, только вздохнул:

— Не более чем уже пострадал?

— Не дави на меня, я все равно тебя не отпущу, пока не добьюсь своего.

— Ты совсем не то подумала, Дейшара’кор. — Он пожал плечами, насколько позволяли веревки. — Я всегда восхищался тем, как ты действуешь, сколько работаешь. Зачем тебе все это?

Она отвела глаза.

— Тебе не понять.

— Не понять? Но почему? Потому что я не тви’лек? Потому что я вырос в роскоши Корусанта и в тепле академии? — Он хмуро посмотрел на нее.

Еще до того как она успела что-либо ответить, входная дверь комнаты с грохотом слетела с петель, и в проеме показался Чалко с бластерным карабином наперевес и какой-то непонятной серой материей, обмотанной вокруг горла. Все выглядело так, будто кто-то отрезал кусочек от шкуры телза, сделал из него меховой шарф, а затем протащил за гоночным болидом во время затяжного ралли.

— Стой на месте, Дейшара’кор, — пробасил Чалко. — Не волнуйся, малыш, теперь ты в безопасности.

— Ты так думаешь? — Клинок уже полыхал ярким пламенем в руке тви’леки. — Уйди, если не хочешь пострадать.

— Ошибаешься, сестренка. Не я тут буду страдать!

Он с силой надавил на курок, и карабин выпустил светло-голубой парализующий разряд. Меч с легкостью отразил выстрел, и рикошетом разряд вернулся к Чалко, впившись в его правое колено и расплескавшись дальше по всему телу. Спазмы в мышцах быстро стерли с его лица удивленное выражение и заставили скорчиться на полу от боли.

При помощи Силы Дейшара’кор втащила его внутрь комнаты и прикрыла дверь. Она вырвала бластер из его рук, и вскоре Чалко уже валялся в скрюченной позе по соседству с Энакином.

Несколько секунд он лежал без движения, потом открыл глаза и прошептал:

— Ничего не понимаю.

— Чего ты не понимаешь, Чалко?

— Она не должна была... — Он затрясся от негодования. — Мне сказали, что это сделает джедая бессильным.

Дейшара’кор нахмуренно посмотрела на него:

— О чем ты?

— О шкурке мири.

Выгнув брови, Энакин удивленно воззрился на компаньона:

— Шкурка исаламири? Та, что у тебя на шее?

— Ага. Еще и дорогая, зараза.

— Мм-м... Чалко, исаламири должна быть живой, иначе ничего не получится.

Тви’лека фыркнула:

— И поверь, эта тряпка, которую ты нацепил, точно не была живой, когда ее сдернули с ткацкого валика.

Чалко промычал что-то нечленораздельное, а тви’лека продолжала:

— Итак, знает ли о твоей выходке Скайуокер? — Она отключила меч. — Нет, ты хотел захватить меня сам, в одиночку. Что ж, у меня все еще есть немного времени.

Энакин поднял взгляд на тви’леку:

— Ты хотела рассказать мне, зачем ты делаешь все это.

— Нет, я хотела рассказать тебе, почему ты не сможешь меня понять. — Дейшара’кор напряглась. — У тебя было счастливое детство, и ты, и твои брат с сестрой еще до рождения стали героями Галактики. Вас обожали, на вас рассчитывали, и вы, надо сказать, достойно удерживали на плечах возложенную на вас ношу. Мы с тобой слишком разные, Энакин, чтобы ты смог понять меня.

— Вот чего я точно не могу понять, так это как можно желать смерти миллиардов живых существ. Что стряслось в твоей жизни, что ты решилась на такой отчаянный шаг?

— А ты не можешь представить себе, как можно желать смерти миллиардов?

— Нет.

— Даже чтобы спасти свою семью? Защитить мать? Или отца? — Она устало посмотрела на него. — Разве ты отказался бы обменять миллиарды жизней юужань-вонгов на одну-единственную — Чубакки?

К его горлу немедленно подкатил ком. Энакин усиленно старался не разреветься, однако слезы самопроизвольно катились по щекам. Он попытался утереться, но неудобная поза, в которой он был скручен, не позволяла пошевелить даже пальцем. Его губы задрожали, когда в памяти всплыл предсмертный образ Чубакки, дерзкий и вызывающий. И все: дальше одна пустота.

После недолгого хныканья Энакин сумел собраться и поднял подбородок, посмотрев в глаза Дейшаре’кор.

— Ни миллиард, ни десять миллиардов жизней не вернут его. И если я расправлюсь с юужань-вонгами таким образом, это будет подлостью, предательством по отношению к тому героизму, который проявил Чубакка в последние часы перед смертью. Он через столько прошел в своей жизни. Он был рабом, которого спас мой отец...

— Тогда он бы понял.

Энакин нахмурился:

— Я не...

— Ладно, прекрати. — Она отвернулась и принялась вновь настраивать комлинк. — Мне надо переброситься еще парой слов с твоим дядей.

Чалко мгновенно очнулся и заерзал на месте, пытаясь принять позу поудобнее.