Вдвоем они вышли из царских покоев и спустились по уставленной статуями лестнице в длинный коридор. Слуги кланялись, когда они проходили мимо, и стража дворцового сада встала по стойке смирно, когда двое мужчин шли через двор. Наконец они подошли к двустворчатым дверям, перед которыми стояли два солдата, вооруженные копьями и щитами. Оба отсалютовали прибывшим, разомкнули копья и открыли двери.
Парменион вошел в огромный андрон. Скамьи стояли вдоль стен, а пол был украшен мозаикой, изображавшей бога Аполлона, который ехал верхом на большом леопарде. Глаза бога были из сапфиров, зрачки леопарда были сделаны из изумрудов. По двенадцать колонн с каждой стороны поддерживали крышу, а мебель была украшена позолотой. Шестеро эфоров встали, когда вошел Парменион. Леонид приблизился к ним, и Парменион услышал от него их имена.
- Дексиппий, могу поклясться, ты толстеешь день ото дня. Когда ты последний раз посещал площадку для упражнений, а? ... Ага, Клеандр, есть какие-нибудь новости с торговых кораблей? Я возлагаю на них надежды по оплате игорных долгов... Что такое, Ликон? Да мне просто не повезло в кости. Еще отыграюсь.
Парменион ничего не сказал, только подошел к широкой скамье у северной стены, растянулся на ней и стал внимательно слушать беседу. К нему подошел один человек - высокий и широкоплечий, одетый в простую голубую тунику с кожаным ремнем, застегнутым серебряной пряжкой. Его волосы были железно-серыми, а глаза - пронзительной синевы.
- Рад видеть тебя живым, государь, - сказал он глубоким и прохладным голосом.
Леонид подошел к этому человеку. - Мы тоже более чем благодарны, Сотерид, - проговорил он. - Ибо не устрой Царь обвала в ущелье, никто из нас не вернулся бы.
- Я слышал об этом, - сказал Сотерид, - но то была столь малая победа, что она не сравнится с огромным поражением, что вы потерпели.
- Да, не сравнится, - сказал Парменион, не сводя взгляда с глаз этого человека. - Но ведь поражение было предопределено, не так ли, Сотерид?
- О чем ты, государь?
- Разве ты не предсказал его? Не ты ли объявил, что знамения говорят не в нашу пользу? Что ж, хватит пустой болтовни, давайте начнем!
Парменион окинул взором зал, а Сотерид отошел подальше и сел рядом с Хирисофом, темноволосым мужчиной с волевым, выдающимся подбородком. Он был облачен в ярко-зеленые одежды, и на шее у него сверкало золотое ожерелье.
- Сегодня, - заговорил Парменион, - нам надлежит ответить только на один вопрос: Что ждет Спарту?
Леонид поклонился и вышел, дверь захлопнулась за ним.
- Ну конечно же, - произнес Хирисоф, - есть лишь один ответ, верно? Мы должны добиваться переговоров с Филиппосом. Мы не можем сейчас противостоять ему.
- Соглашусь, - вставил Сотерид. - Царь Македонов непобедим - в чем теперь убедился и наш
.
- Мне не по нутру голосовать за такое решение, - заявил Дексиппий, низкорослый коренастый воин, лысеющий и бородатый, - но решительно не вижу, как нам выстоять против него. Одним числом он способен смять наши фланги, вынудив нас сформировать боевой прямоугольник, а потом перебьет всех до одного с помощью лучников и пращников.
- А я скажу, давайте с ним сразимся всё равно, - рыкнул Клеандр. Парменион удивился, как столь мощный голос может исходить из такого костлявого тела; Клеандр был тощим до невозможности, кожа его была желтой, а глаза близоруки. - Что еще нам остается, братья мои? Мы столкнулись, не с вражеским Царем, а с демонической силой. Сдача на милость врага не избавит нас от дальнейших ужасов. Уж лучше пасть в бою.
- Со всем уважением, Клеандр, - сказал Хирисоф, - но ты и так уже умираешь. Все мы в незавидном положении, однако ты теряешь меньше чем другие обитатели города - женщины и дети, например.
- Да, я умираю, но не потому я призываю нас сражаться. Наши дети всё равно не будут в безопасности, как и дети Кадмоса. Мы столкнулись с чистым злом; тут не может быть компромиссов.
- В любой войне всегда имеет место преувеличение, - сказал Хирисоф. - Врага всегда изображают чудовищем. Филиппос - это воинственный Царь - непобедимый и неуязвимый - но он просто человек, не больше.
- Не соглашусь, - раздался другой голос, и Парменион повернулся к говорившему. Это был Ликон, самый молодой из эфоров, миловидный молодой человек лет двадцати пяти, темноволосый и темноглазый. - Я уже встречался с Царем Македонов и видел, что он творил при Метоне и Платеях. Я согласен с Клеандром: мы должны сразиться с ним.
Завязался спор. - Довольно! - рявкнул Парменион. Высокий, плотно сбитый мужчина с густой черной бородой сидел в дальнем конце зала, и Царь обратился к нему. - Ты еще не высказался, Тимазион. Тебе нечего предложить?
Тимазион пожал плечами. - Я не могу определиться, государь. Сердце мое велит сражаться, а голова велит подождать. Могу я спросить, что сулят знамения?