Тёмный Принц

   Развернувшись на каблуках, Парменион вышел из стойла. Мотак догнал его по дороге, ухватив за руку. - Тебе не надо было говорить этого, - прошептал он. - Фессалийцы знают своих лошадей. Это бешеное чудовище - и ты сумасшедший, если собрался сам объезжать его.

   - Я сказал, и я сделаю это, - проворчал Парменион. - Я еще не видел коня, которого не смог бы объездить.

   - Надеюсь, что ты сможешь сказать завтра то же самое, - хмыкнул Мотак.

  

***

   Главный дом безмолвствовал, когда Парменион проехал через кипарисовую рощу к парадной двери. Ни в одном окне не горел свет, но когда он подъехал к крыльцу, слуга по имени Перис подбежал, чтобы взять коня под уздцы.

   Парменион спрыгнул наземь. - Хорошая встреча, Перис, ничто не ускользает от твоего внимания, да? - спросил он с улыбкой.

   Слуга поклонился. - Я видел тебя после полудня на вершине холма, господин. Я ожидал тебя. В андроне приготовлены холодное мясо и сыр, да несколько гранатов. Эйсса напекла лепешек еще днем. Я принесу тебе несколько, коли пожелаешь.

   - Спасибо. Как рука?

   Перис поднял вверх обмотанный кожей обрубок на конце правой руки. - Заживает помаленьку, господин. Болит слегка, но боль навроде как в пальцах, будто бы они на месте. Однако ж - как ты и говорил - я всё больше левой рукой научаюсь обходиться.

   Парменион похлопал его по плечу. - Мне не хватало тебя на Крокусовом поле. Мне было не по себе.

   Перис кивнул, его темные глаза блеснули в лунном свете. - Хотел бы я там оказаться, господин. - Затем улыбнулся и покосился на свой выпирающий живот. - Однако ж, даже если б обе руки у меня были целы, навряд нашлась бы лошадка, способная сдюжить мой вес.

   - Слишком много медовых лепешек от Эйссы, - заметил генерал. - Молодец, что дождался меня.

   - Это было меньшее, что я мог, господин, - ответил Перис, поклонился, и его откормленное лицо раскраснелось.

   Парменион вошел в дом. У входа в андроне горело два светильника, рассеивая мягкий свет по комнате. Помещение было просторным, оно вмещало в себя двадцать скамей и тридцать стульев и кресел. Когда Парменион принимал гостей, вся комната заполнялась, но сейчас светильники горели только в алькове у широких дверей, выходящих к западному саду. Генерал прошел по внутреннему дворику, вдыхая аромат жимолости, что росла у стены. В доме было тихо, и только в такие моменты ему нравилось быть здесь. Эта мысль удручала.

   Он услышал движение у себя за спиной и обернулся, ожидая увидеть калеку Периса.

   - Добро пожаловать домой, муж мой, - сказала Федра. Он холодно поклонился. Его жена была одета в платье сверкающей синевы, облегающее стройную фигуру, золотые волосы были откинуты назад и стянуты серебристым шнурком в конский хвост, спадавший до тонкой талии. Парменион взглянул в ее холодные голубые глаза и похолодел.

   - Я здесь ненадолго, госпожа, - сказал он ей.

   - Надеюсь, достаточно, чтобы повидать сына.

   - Сыновей, - поправил он.

   - Для меня есть только один, - ответила она с бесстрастным лицом. - Филота - тот, кто станет великим; величайшим из всех.

   - Не говори так! - шикнул он. - Это неправда. Слышишь?

   Она засмеялась примирительно. - Я лишилась своих сил, когда отдалась тебе, генерал, но я никогда не забуду видения, что посетило меня, когда ты впервые прикоснулся ко мне. Твой первенец будет править миром. Я

знаю

это. И это Филота.

   Парменион почувствовал, как у него пересыхает в горле. - Ты дура, женщина, - сказал он наконец. - Дура, что веришь в это, и дура вдвойне, что говоришь об этом вслух. Подумай: если Филипп или Олимпиада услышат о твоем видении, не позаботятся ли они о том, чтобы ребенок был убит?

   Лицо ее побледнело. - Как они услышат? - прошептала она.

   - А кто слышит сейчас? - переспросил он. - Как ты поймешь, кто из слуг ходит по саду или сидит в пределах слышимости?

   - Ты просто пытаешься меня запугать.

   - Совершенно верно, Федра. Потому что они не только убьют ребенка, но и его мать, братьев и отца. И кто стал бы их винить?

   - Но ты защитишь его. Ты Македонский Лев, самый могущественный человек во всем царстве, - гордо проговорила она.

   - Иди спать, женщина, - сказал он утомленно.

   - Ты не присоединишься ко мне, муж?

   Он хотел сказать ей "нет", но вид ее тела всегда возбуждал его.

   - Да. Сейчас. - Ее улыбка была победоносной, и он отвернулся от нее, слушая мягкие шаги босых ступней, пока она удалялась из комнаты. Он немного посидел в молчании, с тяжелым сердцем, затем встал и прошел в верхнюю детскую, где спали сыновья. Гектор спал на боку в своей колыбели, посасывая большой палец. Никки, как всегда, забрался в кровать к Филоте, и братья спали в обнимку.

   Парменион посмотрел на старшего сына. - Кем же ты вырастешь? - размышлял он.