Тёмный Принц

   Попытка спасти женщин была в точности такой, как ее охарактеризовал Аттал: романтической, глупой и, принимая во внимание очевидное, самоубийственной, так что настроение Пармениона было хуже некуда, когда он сидел с вином поодаль от остальной группы. Прокручивая свои действия в голове, он вспомнил тихое удовольствие от созерцания этих женщин и внезапно вспыхнувший в нем гнев, когда услышал их вопли. Картины впечатывались в его сознание, словно распахнулось окно в потаенные закоулки его души, и он вновь увидел детей Метоны, небрежно сваленных друг на друга в огромный курган из мертвецов.

   Город был обречен на уничтожение, и Парменион скакал через него, видя его опустошение. Он остановился на квадратной торговой площади, где снаряжались повозки для вывоза тел.

   Никанор подъехал к нему. Обернувшись к белокурому воину, Парменион задал простой вопрос:

   - Зачем?

   - Что "зачем", друг мой? - отозвался Никанор, озадаченный вопросом.

   - Дети. Зачем их убили?

   Никанор пожал плечами. - Женщин отправят на невольничьи рынки Азии, мужчин - в Пелагонию, строить там новые крепости. За маленьких детей уже ничего не заплатят.

   - И это ответ? - прошептал генерал. - Ничего не заплатят?

   - А какой еще может быть ответ? - отозвался воитель.

   Парменион выехал из города, не бросив ни взгляда назад, обещая себе никогда больше не смотреть на плоды таких побед. Теперь, в этом зачарованном лесу, к нему вдруг пришло и ударило с невероятной силой понимание, что он - трус. Будучи генералом, он запускал в движение события, которые приводили к ужасным последствиям, и верил, что не принимая участия в этом торжестве жестокости он каким-то образом снимал с себя ответственность.

   Глотнув вина, он осознал, что тяжесть этой горечи не вынести, и слезы потекли по щекам, а всё самоуважение вылетело из него в единый миг.

   Он не понял, когда заснул, но пробудился на мягкой постели в комнате со стенами из переплетенных лоз и с потолком из листьев.

   Чувствуя себя отдохнувшим и свободным от невзгод, с легким сердцем, он откинул покрывала и свесил ноги с кровати. Пол был устлан ковром изо мха, он был мягким и пружинил под ногой, когда Парменион встал с кровати. В стенах из лозы не было двери, и он подошел и раздвинул висячую стену руками в стороны. Тут же в глаза ударил солнечный свет, едва не ослепив его, и он вышел в просторный двор, огражденный дубами. На миг он замер, пока его глаза привыкали к яркому свету, услышал звук падающей воды, обернулся и увидел водопад, ниспадающий с белого мрамора в бассейн, у которого сидела компания женщин. Еще несколько девушек купались в кристально-прозрачной воде, смеялись и плескались друг в друга брызгами, образуя маленькие радуги.

   Когда Парменион подошел к ним, высокая фигура показалась справа, и он увидел минотавра, Бронта. Существо чинно поклонилось, его огромная бычья голова качнулась вниз и вверх.

   - Добро пожаловать в мой дом, - сказал он.

   - Как я сюда попал?

   - Я принес тебя.

   - Зачем?

   - Ты выпил вина, Человек. Оно тебя усыпило и даровало сновидения. Потом появились еще македоны, и тогда Госпожа велела мне тебя отнести.

   - Где Аттал?

   - Твой спутник пока спит - и проспит еще долго. Идем, Госпожа ждет. - Минотавр зашагал вперед, мимо водопада, свернул направо, прошел через деревья и наконец вышел к другой стене из лоз. Две женщины встали перед ними, раздвинули лозы, пропуская минотавра внутрь. Парменион прошел за ним и оказался в растительном зале с кипарисами вместо колонн и цветочным потолком. Тут порхали разные птицы, то ныряя, то взмывая вверх, к разноцветным бутонам.

   В зале было много бассейнов, обнесенных глыбами белого мрамора, из которых росли невероятные розовые и пурпурные цветы. Между бассейнами были выложенные желтыми камнями дорожки, извивающиеся на устланном мхом полу этого зала, или ведущие к возвышению в дальнем конце.

   Не обращая внимания на женщин с сатирами, сидевших у каждого бассейна, Бронт прошагал к возвышению и остановился перед ним. Его братья, Стероп и Арг, сидели там, но Парменион едва взглянул на них; его взор приковала нагая женщина, восседавшая на троне, высеченном из огромной глыбы сверкавшего мрамора. Ее волосы были белыми, но не цвета усталой, блеклой седины - то была гордая, непокорная белизна горного снега. Глаза ее были серыми, лицо, не имевшее возраста, было гладким и упругим, но не юным. Тело было стройным, груди - маленькими, бедра - мальчишескими.

   Парменион сделал низкий поклон. Женщина встала с трона, спустилась с возвышения, взяла Пармениона за руку, провела в глубину зала и наконец вывела его сквозь лозы в лощину, раскинувшуюся среди залитых солнечным светом холмов.

   - Кто ты, Госпожа? - спросил он, когда она села под раскидистым дубом.

   - Люди давали мне много имен, - ответила она. - Больше, чем звезд в небесах, пожалуй. Но ты можешь звать меня Госпожой. Мне нравится, как это слово звучит в твоих устах. А теперь сядь со мною рядом, Парменион, и расскажи о своем сыне, Александре. - Прошел миг, прежде чем он осознал,

что

она сказала, и холодная дрожь страха пробежала по его душе.