- Не высматриваю. Вспоминаю. Больше века прошло с тех пор, как я в последний раз видел море. У нас с Персефоной был дом на острове Андрос. Мы часто ходили на пляж, купаться и загорать. Эти воспоминания так давно не всплывали. Ах, какая же она была красавица, кожа ее была белой как мрамор, даже летом, а глаза - как топазы, только не холодные и голубые, а теплые и чарующие, как летнее небо. - Горгон вздохнул, и низкий рык послышался из его искривленного рта. - К чему я об этом заговорил? Разум меня подводит.
- Ты слишком долго жил в лесу, - тихо сказал Парменион.
- Эге, это так. Персефона любила петь. Мы усаживались под навесом и смотрели на закат над волнами, и она начинала напевать. Однако слов я не смогу вспомнить. Всё, что помню - это то чувство мира и покоя. Но я тогда был просто мужчиной, и беспокойным, как все молодые. Я и представить себе не мог, что настанет время, когда ее не будет рядом со мной, поющей солнцу колыбельные.
- Но никто не отнимет у тебя этих чувств, мой друг. Никогда.
- У меня нет друзей, Человек, - бросил Горгон, резко поднявшись и уходя. Парменион несколько мгновений смотрел на гиганта, затем последовал за ним к побережью.
- Я не претендую на то, чтобы разделить твою боль, - заговорил Спартанец, - и банально будет говорить, что у всех у нас есть старые шрамы. Но я сделаю всё, что смогу, для того, чтобы исполнить обещанное. Искандер сказал мне, что он избранный. Я ему верю и не пожалею жизнь отдать за то, чтобы дать ему шанс доказать это. Но это более великий путь, Горгон, об этом не сегодня. Сегодня мы - лишь малый отряд, пытающийся выжить, и поэтому дружба не может быть отвергнута с презрением - даже сыном Титанов.
- Хочешь мне лекции почитать? - процедил Горгон.
- Возможно. Возможно, многие годы, проведенные в дремучем лесу, повлияли на твое восприятие.
Горгон кивнул. - Похоже на то, - согласился он, но без сожаления в голосе. Тут он усмехнулся. - Или, может, я сейчас тот, кем был всегда - уродливое чудовище.
- Если это правда, разве Персефона полюбила бы тебя?
- Ты не понимаешь, Человек. Да и откуда тебе знать? Война была ужасна, и все мы творили вещи, которые повергли бы твою душу в прах. От этих воспоминаний нигде не спрячешься. Мой братец Бронт прав - ты просто не знаешь, что я творил, какие великие злодейства навек впечатали мое имя в историю.
- Мне и не надо знать, - ответил Парменион, - ибо ты прав в том, что эти знания изменили бы мое отношение к тебе. Но то было вчера, а всё, что сокрыто в прошлом, должно остаться там. Сегодня ты стоишь на стороне справедливости, ища путь к спасению народа Заклятия. И да, если тебе это удастся, это не отмоет тебя от злодейств прошлого, однако же даст хоть какую-то надежду на будущее.
- Как же нам преуспеть, - спросил Горгон, - когда все силы Филиппоса направлены на нас?
- Мы не говорим о разгроме Филиппоса в битве. Мы говорим об открытии Гигантовых Врат. Если спартанцы сдержат Царя-Демона хоть ненадолго, мы приведем Искандера к исполнению его предназначения.
Горгон вздохнул. - Я не продолжу путь с вами, Человек. Теперь, когда вы - на какое-то время - в безопасности, я вернусь в свой лес, соберу всех, кто остался из моих последователей, и отведу их к Вратам.
- Как же ты переведешь их через Залив?
- Мы не станем пересекать Залив. Мы пойдем древними дорогами, между Ахайей и Аидом. Ни один Человек не пройдет по ним, сохранив разум. Но мой.. народ... может по ним пройти. Я сыграл свою роль, Человек. Я перенес вас через море. Теперь твоя забота привести Искандера к Вратам.
- Мы сделаем это или умрем, господин. Это всё, что мы можем. Но давай хотя бы расстанемся по-дружески.
- Почему это для тебя так важно?
- Это важно для нас обоих, - ответил Парменион, протягивая руку.
Горгон посмотрел на нее, потом в глаза Пармениона. - Я уже говорил, но повторю, ты странный человек, и я не помню, когда уже в последний раз разговаривал о дружбе. - Его рука поднялась, пальцы обхватили ладонь Пармениона, и несколько мгновений они стояли в молчании.
Затем Лесной Царь погрузился в морские воды и поплыл.
Был поздний вечер, когда вернулись Бронт и Аттал. Лицо мечника было в синяках, правый глаз заплыл оттого, что волна, бросила его лицом на скалу, но он не жаловался, когда сел подле Пармениона.
- Было непросто его разбудить, - сказал Бронт. - Но он отказался от предложения, чтобы я его отнес.
- Я рад видеть тебя живым, - сказал Парменион, приобняв македонянина за плечо.
Аттал усмехнулся. - Ты спас мне жизнь. Я этого не забуду. Нагрудник утянул бы меня на дно. Что будем делать теперь?
- Найдем остальных и отправимся на юг.
- А потом?
- Не знаю.
Аттал кивнул. - Ну конечно, не знаешь. Это просто... ладно,
, я привык к тебе. И моя вера в твой талант растет день ото дня.
- Не понимаю, почему. Ведь мне так и не удалось призвать деревья, чтобы маршировали на своих корневищах к нам на подмогу.
Аттал хохотнул. - Прости меня за это, Спартанец, но этот клятый лес проник мне в душу. Во имя богов, клянусь, я рад снова оказаться под солнцем. Бронт говорит, Александр в безопасности?