Тёмный ручей

А может быть, это случилось тогда, когда я увидел, как она смеется вместе со своими детьми, проявляет интерес к каждому их слову, прилагает все усилия к тому, чтобы защитить их… Я был осторожен. Наблюдал издалека, стараясь поймать момент, когда приоткроется лик чудовища, прячущегося под этой маской, – чудовища, позволившего моей сестре умереть столь ужасной смертью. Чудовища, которое было соучастницей бесчеловечных преступлений своего мужа и продолжало оставаться рядом с ним. С человеком, похитившим, пытавшим, насиловавшим и убившим мою сестру, пока я был на другом конце света, сражаясь за нашу страну.

Но я так и не увидел хитрую и скрытную женщину-чудовище, соучастницу Мэлвина Ройяла. Вместо Джины Ройял – с которой я никогда не был знаком – я видел Гвен Проктор, женщину, отдаленно схожую с той, другой. Сильную, способную на сострадание личность, которая общалась с другими людьми доброжелательно, пусть и несколько настороженно.

Именно тогда я осознал, что те интернет-тролли, к которым я примкнул в Сети, те, кто следил за каждым ее движением и пытался перещеголять друг друга в агрессии и мстительности… все они ошибались. Ошибались относительно того, кем она была и чего заслуживала. Ошибались относительно ее детей. В чем еще они были не правы? В том, какую роль отводили ей во всех этих убийствах?

Помню тот день, когда она открыла мне дверь. Ее сын убежал из школы, и я нашел его у озера, где он сидел с разбитым носом. Я видел на ее лице облегчение от того, что он нашелся живым, а потом вспышку неприкрытой ярости, порожденную ужасом из-за того, что я мог что-то сделать с ее ребенком. Потом, когда Гвен поняла, что я был искренен и не сделал ничего, помимо того что сделал бы любой ответственный взрослый человек, эта ярость сменилась признательностью.

Я говорил себе, что останусь рядом с ней для того, чтобы собрать улики ее виновности, но с того самого момента это стало неправдой.

«Ты мне нужна» пришло позже, но оно возникало медленно. Исподволь. Вопреки моей воле.

Я не готов к тому, чтобы сказать, что люблю ее. Но хочу признаться сам себе, что это нечто большее, нежели любопытство, симпатия, больше, чем страсть на одну ночь, которая испарится с приходом утра.

Бывают моменты, когда мне кажется, что я знал ее всегда. А потом, как сегодня, случаются мгновения, когда мне кажется, будто я вообще ее не знаю. Словно она – тайна, которую я никогда не разгадаю, окруженная колючей проволокой, терниями и шиповником.

Я думаю о том, что она сказала. Мэлвин Ройял звонил ей. Непонятно, как он раздобыл ее номер, но, опять же, он продолжает сотрудничать с «Авессаломом» – группой, состоящей из самых искусных хакеров во всех Соединенных Штатах, если не во всем мире. Быть может, они увидели меня на записи с камеры наблюдения в магазине, где я покупал нам подменные телефоны. Быть может, проследили нас от агентства по прокату автомобилей, где мы воспользовались фальшивыми документами. Или нашли в отчетах полиции Джорджии. Может быть, может быть, может быть… Бесполезно гадать как, но остается важный вопрос – зачем? Во-первых, как обычно, ради того, чтобы помучить Гвен, – и это сработало. Он выбил ее из колеи. Лишил душевного равновесия.

И это означает, что мы подбираемся к нему все ближе. Мэлвин уклоняется. Пытается сбить нас с толку. Указывает направление «туда», а движется «сюда». Классическая тактика, однако применяемая с ловкостью и уверенностью подлинного маньяка и тем самым внушающая тревогу. Я не могу играть с ним в шахматы; я никогда не видел той безумной доски, на которой он делает ходы. Но понимаю, что на самом деле все это затеяно не ради Гвен. Она – просто фигура, которую он двигает туда, куда ему удобно… или пытается двигать. Она больше не пешка, которой была, когда Мэлвин женился на ней. Теперь она более сильная фигура: ладья, слон, ферзь.

А я? Я – конь. Хожу в непредсказуемом направлении. И именно поэтому после того, как я слышу, что Гвен закрыла и заперла свою дверь, я добываю из своего рюкзака наушники, втыкаю их в разъем ноутбука и включаю видеозапись пытки.

На этот раз я заставляю себя смотреть, не моргая и не останавливаясь. Запись длинная. Целых пятнадцать минут мучений, унижений и ужаса. Человеческая фигура подвешена за руки на цепи и прикована к полу двумя другими цепями. Распятая и беззащитная, способная лишь кричать и истекать кровью. Освещение плохое, камера дергается, но сейчас я смотрю внимательно, отгораживаясь от всех ужасов и сосредотачиваясь на подробностях. «Это не человек, – говорю я себе. – Это эхо. Набор света и тени». Я низвожу страдающего человека к горстке пикселей, точно так же, как некогда низводил Гвен. Убираю все человеческое, потому что лишь так могу смотреть на этот невыразимый ужас – и сохранить рассудок. И высматривать подробности. Обстановку помещения. Все, что я могу использовать, дабы определить возможное место действия, личность жертвы или палачей.