Тёмный ручей

Мое первое предположение – и, я уверен, первое предположение Гвен – совершенно ошибочно. Человек, кричащий, страдающий и умирающий на этой записи, – мужчина.

И это не пытка, совершаемая из чистого садизма. Это допрос.

Я практически не слышу вопросов: звук записался ужасно, с искажением и эхом, и это означает – я быстро заношу в блокнот это наблюдение, – что допрос происходит в каком-то обширном помещении с металлическим покрытием, быть может, в том самом складе, который мы вычислили. Я не могу разобрать и ответов этого человека – к ним примешиваются крики, от которых зашкаливает чувствительность микрофонной мембраны, стоны, кашель и кровавое бульканье. Закрываю глаза и перематываю видео к началу, запуская снова. Слушаю вопросы и ответы.

И наконец-то кое-что разбираю.

«Как давно ты выслеживал нас?»

«Несколько месяцев».

«Ты действительно думал, что мы тебя не поймаем?»

«Прошу вас, хватит, ради бога…»

«На кого ты работаешь?»

Открываю глаза. Я наконец-то разбираю его последний ответ. Всего одно слово. Имя. Записываю его, откидываюсь на спинку кресла и смотрю на это имя.

Потом беру телефон и звоню Майку Люстигу. Уже поздно – почти два часа ночи, – но я знаю, что он ответит. И Майк отвечает со второго гудка. Его голос звучит вполне бодро.

– Ты знаешь, сколько сейчас времени, человече? – спрашивает он, но это его обычная манера здороваться. Я не отвечаю на этот риторический вопрос.

– Тебе знакомо имя Ривард?

Следует долгая, долгая пауза, прежде чем Майк отвечает:

– Их могут быть тысячи, но сейчас мне на ум приходит лишь один: Баллантайн Ривард, владелец «Ривард-Люкс». Был звездой таблоидов в течение… скольких лет? Кажется, сорока́. Заправила эксклюзивной розничной торговли. Пожизненный член клуба миллиардеров вместе с Баффетом, Гейтсом, Трампом… Сейчас уже не первый год сидит, запершись в своей башне.

– Это не может быть кто-нибудь еще?

– Зависит от контекста, но это достаточно редкая фамилия.

– Контекст таков: человек, которого пытают на том видео, вынесенном нами из хижины, сказал, что его нанял некто по имени Ривард. Мы уже знаем, что «Авессалом» специализируется на шантаже. Кто-то столь богатый может стать шикарной целью.

– Может, – соглашается Майк. – И лучше б тебе как следует удостовериться в этом, прежде чем мы отправимся за этим белым китом. Ты уверен, что хочешь и дальше привлекать к делу ее?

– Уверен. – «Ее» означает Гвен. Майк отнюдь не убежден в ее невиновности. Как и большинство людей, он не может понять, каким образом она могла ничего не знать, если Мэлвин притаскивал своих жертв в гараж, находящийся всего-то через стену от ее кухни.

В этом мы расходимся. Я слишком втянулся в то, что происходило в Интернете. Я попал под влияние взаимно подпитывавших друг друга единомышленников, привыкших считать Джину Ройял виновной, – и заглотил эту идею словно наживку. Я был ослеплен собственной ненавистью до того, что продумывал, как именно буду убивать Джину Ройял. Эта смерть не должна была быть милосердной. Эта женщина должна была пережить всю боль и страдания, которые испытала Кэлли. Моя давно потерянная сестра, с которой я так и не встретился, если не считать звонков по скайпу – мы обменивались ими, пока я был в Афганистане. А потом она умерла. Была убита.

Я получил безжалостный, жестокий урок того, как легко можно сбиться с пути, потеряться в лабиринтах собственной ярости и заблуждений других людей. Я понял, каким образом Джина Ройял могла быть настолько слепа к ужасам, творимым ее мужем. Она была невинна. Слишком невинна, чтобы понять всю глубину зла, вершащегося по другую сторону той стены.

Но я знаю, что Майк не поймет этого. Пока еще не поймет.

– Ты все еще на связи, сынок? – спрашивает Люстиг. Он употребляет это обращение там, где другие люди сказали бы «братан». Мы почти ровесники, хотя можно счесть, что он намного старше. – Ты мешаешь мне вернуться в мою уютную кроватку.

– А не к твоей жене?

Он смеется:

– Вивьен спит без задних ног. За все те годы, пока я был полевым агентом, она научилась не просыпаться даже от взрыва бомбы. Но это не значит, что я готов вот так подскочить и всю ночь развлекаться беседой с тобой. – Он быстро становится серьезным. – Не подпускай эту женщину слишком близко к себе, Сэм. Она – твое уязвимое место.

– Знаю, – говорю я. – Увидимся утром.

– Ну да, а как же… А теперь иди спать.

Он вешает трубку.

Я выключаю компьютер, вынимаю флешку, потом, после недолгого раздумья, кладу ее в застегивающийся на молнию карман моего рюкзака. Забираю рюкзак в свою спальню, потом запираю дверь.

Я не хочу, чтобы Гвен встала и сделала то, что сделал я. Я предпочту избавить ее от этого, пусть даже она возненавидит меня за это.

Пусть эти картины стоят перед глазами только у одного из нас. Из всей этой боли я вынес то, что имеет огромное значение.