Тёмный ручей

Коннора нет и здесь.

Амбар завален инструментом и обычным хламом, который копится в сельских домах – в основном старыми деталями, – и если тут когда-нибудь и был чердак, его давно разобрали. Тут совершенно негде спрятаться.

Слишком поздно, чтобы попытаться вернуться обратно в дом, поэтому я прячусь в тени и стараюсь не думать о живущих здесь пауках. Или о змеях, которые могли заползти сюда на зиму. Присаживаюсь на корточки и слушаю. У меня нет пистолета, но я хватаю вилы и держу их обеими руками. Если придется драться, я буду драться. Прислушиваюсь: не раздадутся ли выстрел или звуки борьбы. Но слышу лишь мужские голоса. Мне кажется, они звучат совершенно спокойно. Это продолжается некоторое время, потом я слышу, как заводится двигатель, по гравию снова хрустят шины, этот хруст сворачивает за угол и удаляется. Я жду до тех пор, пока он не стихает совсем, потом встаю, опираясь на вилы, потому что колени у меня трясутся.

Выхожу из амбара и оглядываюсь по сторонам. Но Коннора нигде не видно. Я забираюсь обратно в окно и выглядываю из комнаты. Хавьер как раз запирает входную дверь. Бут, спущенный с цепи, тоже в доме; он подбегает ко мне и смотрит на меня снизу вверх.

– Кто это был? – спрашиваю я Хавьера. Во рту у меня сухо, глотать больно.

– Детектив Престер, – отвечает он. – Он сказал, что заехал проверить, здоров ли я, потому что я сократил часы своей работы в тире. Но мне кажется, он чует…

Я поспешно прерываю его:

– Коннор пропал!

– В каком смысле – пропал?

– Его нет в комнате. И нигде во дворе тоже нет. Я смотрела.

– А что насчет шкафов? И амбара?

– Его нет в…

– Ланни, просто проверь шкафы!

Я открываю дверь своей комнаты и заглядываю во все места, где мог бы спрятаться мой брат, но там никого нет. Я выхожу как раз вовремя, чтобы увидеть, как Хавье-р рывком отодвигает резиновый коврик – мы каждый день становимся на него, когда моем посуду, – и под ним обнаруживается кольцо, утопленное в дерево. Я моргаю, потому что понятия не имела, что здесь вообще есть эта штука. Хавьер никогда не упоминал о люке. Полагаю, он приберегал его для экстренных случаев.

Когда Хавьер распахивает люк и зажигает внизу свет, я вижу деревянные ступени, уходящие вниз, в темноту, и лампу, свисающую со шнура. Хавьер задевает шнур, спускаясь вниз. Бут лает и царапает края люка, но не следует за ним. Хавьер скрывается лишь на пару секунд, потом выключает свет, вылезает наверх и захлопывает крышку. Пинком отправляет резиновый коврик обратно на место.

– Внизу его нет. Он что-нибудь сказал тебе? Что-нибудь насчет того, куда мог уйти?

– Нет, – отвечаю я. – Я знаю, что иногда он любит гулять во дворе, но…

Хавьер исчезает прежде, чем я успеваю сказать что-либо еще, и Бут бежит за ним, стуча когтями по деревянному полу. Меня подташнивает и трясет. Снова обыскиваю комнату брата. Свою комнату. Проверяю абсолютно всё.

Его нет в доме.

И когда Хавьер с мрачным видом возвращается, я понимаю, что случилось самое худшее. Мой брат действительно пропал.

«Успокойся, – твердо говорю я себе. – Он просто сбежал. Разозлился на тебя и сбежал, чтобы досадить тебе».

Но поступил ли бы он так? Он знает правила и в курсе, что отец где-то там, на свободе, и что мама слишком далеко, чтобы защитить нас. Может быть, Коннор попытался сбежать к ней? Тогда он просто психованный дурак. А может быть, отправился в Нортон? Не знаю…

Я ни за что не смогу сказать маме, что потеряла его. Когда я найду брата, то сначала обниму, а потом стукну так, что он этого никогда не забудет. А потом снова обниму. Я хочу сказать Хавьеру: «Пожалуйста, не говори маме», но не могу. Он тоже несет за нас ответственность.

Выхожу на крыльцо. Цепь Бута лежит на земле, свернувшись длинной спиралью. Останавливаюсь рядом с ней и оглядываюсь по сторонам. Хавьер уже обошел дом по периметру, Бут держится рядом с ним. Хавьер смотрит через изгородь на лес, окружающий хижину, и я знаю, о чем он думает: «В какую сторону?» Понятия не имею.

– А Бут не может найти его? – спрашиваю я.

– Может быть… Он раньше выслеживал добычу. Может быть, он сможет найти Коннора.

Я бегу обратно в дом, залезаю в шкаф брата и в куче одежды, приготовленной в стирку, нахожу самую вонючую футболку. Отдаю Хавьеру, а тот показывает ее Буту. Пес с энтузиазмом нюхает футболку, потом смотрит на нас, как будто понятия не имеет, что нам нужно. Я наклоняюсь и говорю:

– Найди его.

Я не умею говорить по-собачьи, поэтому Бут просто облизывается и склоняет голову набок. Беру футболку и снова сую ему в морду. Он отдергивается назад и предупреждающе рычит на меня.

– Пожалуйста, – прошу я. – Найди его.

Бут садится и чихает. Хавьер тихо ругается по-испански – наверное, он думает, что я не понимаю значения этих слов, – но потом наклоняется и гладит пса, приговаривая:

– Извини, дружище, ты не виноват.

Вид у Бута по-прежнему недоумевающий, но вдруг он настораживает уши, словно собравшись с мыслями, потом вскакивает, гавкает и перемахивает изгородь одним прыжком, да так, что у него остается в запасе не менее шести дюймов. У Хавьера отвисает челюсть.