Пока Клинченко провожал меня до дома, я смотрела во фронтальную камеру телефона, проверяя, нет ли за мной других хвостов. Похоже, Шумятин приставил ко мне только одного следопыта, да и того больше интересовали мои ноги, чем поручение начальника. Дома ждал новый сюрприз: дверцы шкафа были распахнуты, а вещи разбросаны по квартире. Голова пошла кругом. Я сразу же подумала о Зуйкове, но на глаза попался листок бумаги, вырванный из тетради на кольцах. Не нужно было смотреть на почерк, чтобы понять – это записка от Лильки. На листке оказалось всего четыре слова: «Ты знаешь, что делать». Интересно, это угроза, или дружеское предупреждение? В любом случае, подруга намекает на последний шанс явиться в полицию с признанием. Она даже не представляет, насколько права – теперь я знаю, как нужно действовать.
Сняв камеру с кухонной вытяжки, я промотала запись до утра. Лилька вошла в квартиру через пятнадцать минут после того, как за мной закрылась дверь. На ней все еще была моя блузка. Выйдя из душа, она остановилась перед зеркалами на дверцах шкафа и сбросила полотенце. Только сейчас я заметила, как она похудела. Живот стал плоским и гладким, треугольные выступы по бокам на бедрах сгладились, а выпуклости на ляжках, которые раньше терлись друг о друга, исчезли. Может быть, Лилька настолько похудела, что ей нечего носить, а попросить у меня одежду она постеснялась? Нет, все не так просто. К чему, тогда, смена прически? Вот и теперь она стояла перед зеркалом голая целый час, принимая не свойственные ей позы. Если бы камера оказалось чуть слабее, я бы не поверила, что на записи моя лучшая подруга.
Лилька раскрыла шкаф. Принялась по очереди вытаскивать мою одежду, прикладывая каждую вещь к себе. Бросив через плечо пиджак, брюки и юбку-карандаш, она повесила на руку облегающее платье, декольтированный топ и мини-юбку. Лилька примерила оба варианта и остановилась на топе с юбкой. Мне бы никогда и в голову не пришло сочетать эти вещи, но в воображении подруги, похоже, я представала полуголой. В довершение образа она натянула мои трусики и выпрямила волосы. Обувшись в сапоги на шпильках, которые я купила для пытки Дронченко, пошла на негнущихся ногах к выходу. Возле двери Лилька остановилась. Вернулась к комоду, нацепила мои вечерние серьги с бирюзой – подарок бывшего начальника, и вытащила из своего ящика блеснувший в камеру предмет. В плоском прямоугольнике я узнала клубную карту, которую отдала ей в первый учебный день.
Я подняла с пола в ванной Лилькины джинсы и собралась повесить их проветриться на лоджии, когда вспомнила о Клинченко. Ему не нужно видеть одежду, в которой я выйду из дома. Лилькин ноутбук, как обычно, лежал на кофейном столике, но батарея оказалось разряженной. С трудом отыскав зарядку в захламленной тумбочке, я ввела в поле для пароля дату рождения подруги. Компьютер пропел приветственную мелодию. Проделав то же самое с почтовым аккаунтом гугл, я получила доступ к контактам из Лилькиного телефона. Среди них нашелся номер московской сим-карты Зуйкова. Отлично! Пора напомнить медведю, в чей улей он засунул голову.
Вернувшись в ванную, я прочитала инструкцию на флаконе Лилькиного оттеночного шампуня и вымыла им голову. Потянулась по привычке за своим полотенцем, но взяла Лилькино, уже окрашенное в гранатовый цвет. Сполоснув ванну, высушила волосы феном. За неимением плойки и бигуди пришлось накрутиться выпрямителем. С распущенными волосами прическа выглядела красивой, но мало походила на Лилькину. Завязав хвост, я натянула джинсы и толстовку подруги. Матовым бронзером прошлась по подбородку и линии роста волос, чтобы скруглить лицо. Светлый корректор зрительно расширил кончик носа. Голубые тени и розовый блеск помогли окончательно преобразиться. Если поджать губы, сходство получится поразительное. Осталось затемнить коричневым карандашом слишком светлые брови. Теперь порядок.
Перед выходом я надела Лилькину куртку и ботинки на плоской подошве. Покрутилась у зеркала, подражая жестам подруги. Хорошо, что уже темнеет. При ярком освещении можно заметить искусственность макияжа, поэтому действовать лучше на улице. Пришлось вернуться в комнату, чтобы достать из полки под телевизором фотоаппарат. На обратном пути я рассовала по карманам деньги, ключи, прихватила телефон и Лилькину записку. На детской площадке, положив голову на руль игрушечного паровоза, дремал Клинченко. Услышав лязг закрывающейся двери, он приоткрыл глаза. Я не спеша прошла мимо участкового, наслаждаясь легкостью ходьбы в обуви без каблуков. Поворачивая за угол, краем глаза заметила, как Клинченко опустил голову обратно на руль. Думаю, если бы он видел во мне человека, а не сексуальный объект, ему бы удалось узнать меня в бесформенной одежде. Сейчас же ожидания зашорили его глаза.