Тёмный секрет успеха

Я сделала всего один шаг и очутилась на кухне. Передо мной стояли две тарелки с макаронами по-флотски. Вместо платья на мне оказался розовый домашний костюм. Я провела ладонями по бокам, в кармане зашуршала бумага. Рука сама опустилась в карман за свертком, мне оставалось только его развернуть. На тетрадном листке возвышалась гора белого порошка. В голову, почему-то, полезли воспоминания о первом сентября с однокурсниками, Диме, загибающей пальцы Лильке и растолченных таблетках. Несмотря на ассоциации, я не сомневалась, что белый порошок – это не наркотик или лекарство, а яд. Если сейчас, пока папа еще молодой, я высыплю порошок в раковину, он останется жив. Впереди не будет ареста, мне не придется глотать Лилькины антидепрессанты, меня не ждет суд. Но и переезд в Москву тоже не состоится. Я не поступлю в МГУ и не устроюсь работать на телеканал. Мне не придется маяться в поисках идеи для сюжета, так же, как и радоваться удачной находке. В моей жизни вообще ничего не произойдет!

Я высыпала порошок в одну из двух тарелок и пошла с ними к отцу. Стоило поставить посуду на стол, как он завертелся с такой скоростью, что тарелки слились в окружность. Меня затошнило, голова начала кружиться, как будто я уже приняла яд. Наконец, стол остановился. Макароны раскидало по всей столешнице, вилки выпали из тарелок, поэтому различить блюда оказалось невозможно.

– Чего ты ждешь? – спросил папа, кивая на стол. Теперь он был без усов, в синих тренировочных штанах и олимпийке с белыми полосками на рукавах, которые, не снимая, носил дома с тех пор, как вышел на пенсию. – Или еда протухла? Если ты не будешь, я тоже воздержусь.

Он сложил на груди руки. Ну уж нет! Я взяла тарелку и принялась стоя закидывать макароны в рот. Глядя мне в глаза, папа тоже потянулся за тарелкой. Он поднял ее к лицу и наклонил так, что содержимое посыпалось ему прямо в горло. В этот момент я перестала есть и поставила тарелку обратно на стол, но во рту уже появился горький привкус.

– Родного батьку не пожалела, – покачал головой папа, заглотив всю еду.

– Мне тебя очень жалко, правда, – я в очередной раз встала перед отцом на колени. – Папочка, прости! Но я даже себя не пожалею ради той, кем хочу быть.

– Блажь! – выкрикнул мне в лицо отец. – Очередная причуда!

Из его рта вылетели искры. Я моргнула. В глазах зарябило от ярких солнечных лучей. Я прищурилась и разглядела жалюзи. Откуда они? Папа всегда жалел денег даже на обычный тюль.

– Тише вы! – раздался шепот. Я покосилась в его сторону. – Ну вот, разбудили.

В изголовье кровати стоял Зуйков и девушка в белом халате. Светло-бежевые стены, кровать с металлическим каркасом. Похоже, я в больнице. Значит, все-таки выжила.

– Пойдите, прогуляйтесь, – попыталась сдвинуть Зуйкова с места медсестра. – Ей надо сделать укол. Ну, чего вы ждете? На выход!

Зуйков окинул медсестру презрительным взглядом и повернулся к двери.

– Стойте… – охрипшим голосом позвала я. – Шумятин…

– Умом тронулась? Я дядя Валера Зуйков.

– Шумятин позвонил адвокату?

– Будет тебе адвокат, – переступая порог, сказал Зуйков, – чокнутая.

– Мне нужен Денис, пожалуйста…

Медсестра прикрыла за ним дверь.

– Как вы себя чувствуете?

– Нормально, – я попыталась приподняться и только сейчас заметила капельницу.

– Зачем вы напились этих таблеток? – покачала головой медсестра, поправляя мне подушку. – Такая молодая, красивая. Теперь проблем со здоровьем не оберетесь. Мало вам было забот?

– Не верьте всему, что этот человек про меня говорит, – царапая пересохшим языком небо, ответила я.

– Между прочим, – наклонилась ко мне медсестра, – если бы не он, вы бы так легко не отделались. Доктор уже собирался назначить вам гемодиализ, а этот мужчина забежал в палату с криками «Циклопические антидепрессанты».

– Трициклические.

– Вот и доктор так же сказал, а потом назначил вам два миллилитра раствора прозерина и пять миллилитров раствора анаприлина в сто миллилитров пятипроцентного раствора глюкозы.

– Звучит круто, – через силу улыбнулась я, – а можно мне двести грамм оксида водорода?

– Чего?

– Водички попить – во рту пересохло.

– Ах да! – обрадовалась медсестра. – Сейчас принесу.

Она вышла, а я осталась в палате одна. На окне, за жалюзи, я рассмотрела решетку. Благодаря Зуйкову, весь медперсонал думает, что я пыталась покончить с собой. На суде мне предстоит доказать обратное, а как это сделать, если Шумятин не позвонит Новикову? Даже если позвонит, Денис может отказаться вести мое дело.

Медсестра вернулась в палату со стаканом воды. Я, наконец, смогла промочить горло и запить горькую слюну. Стоило мне сделать последний глоток, как горечь вернулась. Судя по тупой боли в правом подребье, моей печени пришлось тяжело. Надеюсь, я не пожелтела. Нечесаная, некрашенная, в больничном халате, да еще желтая. Представляю, какое впечатление произведу на Дениса. Странно, почему меня это заботит? Сейчас есть миллион других поводов для волнения. Например, как передаст желтушность камера? Будет обидно лишиться карьеры из-за такой ерунды, как печень.