Тёмных дел мастера. Книга первая

– Тоже мне магия! – донесся в ответ на его мысли умиротворённый голос Джаргула, который тотчас же перекрыл звук журчащего ручейка. – Всего-то пнул вперёд дверь! Дерябни по ней своей изнеженной ручкой – тоже тебе будет магия! – ещё более умиротворённо рассмеялся он, продолжая говорить сквозь посторонний шум. Догадавшись, что тот справляет малую нужду у ближайшей стены, Альфред выжидающе помялся на своём месте, и когда чёрный колдун, наконец, закончил, тоже подался наружу.

Во дворе с подъездной стороны ночлежки было свежо и даже холодно. Высокие ели возвышались над дорогой, объятые слабым утренним туманом, который сгущался по мере того как ниспадал к земле. Над головой виднелось ясное небо, затянутое предрассветной дымкой, а впереди лежала дорога, та самая, по которой Альфред волочился весь прошедший день. Сам внутренний двор утопал в склизкой грязи, замешанной ногами рабочих, а невдалеке от него, вдоль деревянной ограды располагалась небольшая коновязь, у которой была привязана одна единственная лошадь. Углядев, куда смотрит Альфред, чёрный колдун поспешно вымолвил в его сторону: «Э-э, не, шисёнок, даже не думай! Пешком опять пойдём!» – услышав эту фразу, парень поспешно отвёл свой взгляд. Заметив корыто с водой, он вспомнил, как жадно пил из него вчера, после того как его обидчики бросили парня в грязи и ушли, и то, как отмывал потом в нём свою грязную одежду. Стоя сейчас на земле, Альфред буквально ощущал вокруг себя всю нелепость, которой отдавали тогдашние его действия, идущие вразрез со всеми его новообретёнными стараниями и потугами.

Прихрамывая на левую ногу, он медленно шагал за Джаргулом, потирая время от времени свои синяки и прощупывая ссадины. – «Похоже, что идти сегодня будет ещё тяжелее», – думал про себя паренёк, заметив, что на каждый его шаг в левом бедре отдавалась резкая боль.

– «А-га-ха-ха-ха-ха-ахррр!» – рассмеялся вдруг во весь голос шагающий перед ним лысый колдун нечеловеческим рычащим смехом, заставив юношу тут же податься назад и с опаской зыркнуть в его сторону. Но Джаргул так и не стал оборачиваться на него в ответ. Вместо этого он просто молча продолжил идти вперёд по грязи, разбрызгивая её во все стороны своими чёрными кожаными сапогами, словно гребное судно. И хотя Альфред не мог видеть его лица – он точно знал, что лицо этого человека кривилось сейчас в отвратительной ухмылке, и эта ухмылка не предвещала для него ничего хорошего.

Выбравшись на дорогу, истерзанный скитаниями паренёк снова ощутил её твердь, прокатившуюся по его усталым ступням и коленям глубокой болью, засевшей в суставах. Измученное тело не хотело повиноваться его приказам, делая шаги Альфреда неустойчивыми и наливая его ноги свинцом, но парень упрямо плёлся вперёд. Отныне в его теле жила не только усталость.

Провожая взглядом покосившиеся доски внутреннего двора ночлежки, Альфред отчётливо ощущал то чувство, которое приобрёл за её стенами, и теперь с каждым сделанным шагом старался понемногу выплескивать его наружу, проецируя на Джаргула. Поначалу у него это не очень-то получалось, так как парню всё время хотелось облачить свою ненависть в слова, но вскоре он приспособился чувствовать её на уровне подсознания, и когда утро окончательно возвысилось над зелёными полями, прогнав туман и холод, Альфред уже не мог ощущать ничего, кроме раздражения и гнева. Странным образом этот гнев протекал сквозь его холодную голову, разжигая в юноше невидимый огонь и в то же время помогая ему сосредоточиться на происходящем вокруг, в том числе и на контроле над своим собственным телом. Благодаря этому Альфреду удавалось хотя бы ненадолго заглушать свою боль, используя её для того, чтобы поддерживать этот огонёк ненависти, стоило ему только взглянуть на спину Джаргула, мерно вышагивавшего впереди него с увесистым мешком еды за спиной, и выносливость его возрастала.

Между тем их путь всё дальше и дальше уводил за границу полей, сплетаясь с соседними дорогами, тянущимися через лес в сторону пролесков, за которыми тоже виднелись поля. Временами они проходили мимо небольших озёр, сплошь затянутых тростником и ряской, рядом с которыми практически везде встречались частные поселения и усадьбы, разросшиеся из-за своих центральных особняков до размеров деревень, и небольшие островки местных хуторов, на которых держали птицу и рогатый скот. В такие редкие моменты Альфред мог видеть других людей, но, в отличие от вчерашнего дня, он больше не надеялся на то, что кто-нибудь из них сподобится обратить на него своё внимание, чтобы спасти из лап этого похитителя и избавить от его проклятой магии. Медленно проходя мимо, парень мог лишь наблюдать за тем, как одни копались у своих карет, спеша уехать куда-нибудь по своим делам, в то время как другие спокойно занимались блаженным времяпрепровождением на приусадебных участках, ведя неспешные разговоры лишь со своей семьёй и прислугой.