Тёмных дел мастера. Книга третья

От такого нестерпимо горького упрёка глаза старого деда сначала страшно погрустнели, но потом выражение его лица отвердело и переменилось. И, пока до него доносились отрывки приказов, принадлежавших, по-видимому, высланному ему на помощь спасательному отряду, по обвисшим скулам и заросшим вискам Фасседа забегали желваки.

— Потому что я — Гражданин! — возопил он вдруг сквозь новые звуки борьбы, доносившиеся через проломленный пол его жалкой квартиры. — И это был мой долг — воспользоваться кнопкой вызова стражей! Она теперь такая у каждого пенсионера во всех городских квартирах у нас в Варгосе есть! И, как бы мне ни хотелось этого говорить, господин… н-но ваше место всё же… в тюрьме! Из-за всех этих уголовных, подсудных вещей… о которых вы говорили…

И он совсем уже было отвернулся от провала, из глубины которого всё ещё слышались звуки потасовки, но тут напоследок до него донеслось, подобно холодному бесстрастному рокоту, прерывистое и далёкое эхо финального напутствия Гортера:

— Эх! Не прав я, похоже, оказался… Но не надейся, старик… и вы, городские… тоже в лужу сели со своими рассуждениями!.. Изменились не времена — помельчали люди.

Глава 9

Кто мало видел, много плачет.

Феликс Лопе де Вега

Вот уже третий день на палубе грузовой баржи «Баскория» царила продувающая, по-осеннему зыбкая и промозглая погода, что, впрочем, не мешало ей неспешно разрезать огромные просторы Внутреннего моря, словно тупой консервный нож. Половина команды баржи, ещё со вчерашнего вечера не смыкавшая глаз, потихоньку собиралась на боковую, готовясь уступить наладку снастей и магических рулевых агрегатов в главной рубке своим сменщикам. Которые, в свою очередь, должны были сегодня завести наконец это судно в порт, прежде чем тоже погрузиться в свой самый продолжительный за всю вахту сон. А к вечеру, когда обе смены отоспятся, то вся команда в полном составе, как всегда, планировала ненадолго спуститься на пристань до загрузки и основательно набраться в ближайшем кабаке или иной специально стоявшей там для моряков местной забегаловке, дабы хоть как-то оправдать своё трудовое призвание. И хотя порывы морского ветра, порой раздражающие до слёз из глаз, являлись для каждого из них сейчас абсолютно привычным делом, а руки сами собой работали у разводных панелей магокристаллических настроечных механизмов, в то время как голова играла со своими мыслями в прятки — далеко не все пассажиры этого судна, ставшего по современным меркам уже довольно заурядным для морских просторов Сентуса, позволяли себе пребывать в подобном бодром расположении духа. Особенно если впервые путешествовали по морю.

Продрав глаза от сна навстречу первому лучику дневного света, проникшему снаружи, Альфред вывалился из своего тёмного угла, чтобы вдоволь потянуться и продышаться. Ему это пребывание на грузовом судне ещё с самого начала придавало просто нереальное количество новых сил от незримых зарядов жизненной энергии, пронизывающих моря и океаны этой грани бытия. Поскольку за всё время пребывания в нисколько не менявшемся от сезона к сезону Эргароте он порядком утратил ощущение реальности, и сейчас ему казалось, будто каждая клеточка его тела получала давно забытые животворные ощущения.

А вот у Лагнес в сравнении с ним дела шли намного хуже, поскольку она всё ещё не могла (да, возможно, и не хотела) уяснить для себя ни одного мотива этого странного и, без сомнения, опасного террориста, который так внезапно похитил её пять дней назад из её родного города, а затем полуживую перетащил на этот грузовой корабль, связав с собой всё той же диковатой, определённо неизвестной ей магией. От воздействия её на разум у девушки постоянно кружилось голова и ей всё время хотелось пить. Однако, как впоследствии оказалось, его заклинание всего лишь лишило Лагнес возможности говорить, в то время как в остальном девушка могла делать всё что угодно. И это странным образом очень выгодно отличало эту магию от многих похожих заклинаний по контролю разума, запрещённых в королевстве уже много лет.