Сталин, несомненно, был вполне искренен, высказывая подобные взгляды (представляющие собой немарксистскую разновидность исторического детерминизма), но они, помимо прочего, отражали и его собственные интересы, поскольку сам он явно не сомневался, кто станет этим «одним». Десятью годами позже в другой частной беседе Сталин сказал, что «народу нужен царь», то есть «кто-то, кого следует почитать и во имя кого жить и работать»[807]
. Это точку зрения разделяли многие советские пропагандисты, считавшие, что проще привить и развивать восхищение великим вождем, чем заставлять большинство людей радостно принимать марксизм-ленинизм. Во времена разгула культа своей личности Сталин, считавший, что как минимум получает должное, иногда мог лицемерно указать кому-то из редакторов на преувеличения. Так, в 1938 году он велел издательству детской литературы уничтожить тираж книги под названием «Рассказы о детстве Сталина», поскольку «культ личностей» и «непогрешимые герои» не соответствуют «большевистскому учению»[808].Культ личности существовал не во всех коммунистических странах. Так, например, от этого воздерживался Янош Кадар — главный человек в венгерском руководстве в течение более чем трех десятков лет. Он отнюдь не соответствовал представлениям о героическом вожде, но в основе столь длительного срока его пребывания на высшем посту были не жестокие репрессии или создание образа великого человека. В силу своего положения руководителя партии он был главным действующим лицом венгерской политики, но не диктатором. В самые первые годы после венгерской революции 1956 года он руководил суровыми репрессиями, но затем, с начала 1960-х, Кадар пошел по пути осторожных реформ. С этого времени и до середины 1980-х в Венгрии было проведено больше экономических реформ и сделано гораздо больше послаблений в области культуры, чем в любой другой восточноевропейской коммунистической стране за тот же период. Кадар был мэтром в области двусмысленности и в умении определить, насколько далеко можно безнаказанно отойти от советской догмы. Открытое осуждение Сталина Хрущевым на XXII партсъезде предоставило Кадару возможность активизировать процесс десталинизации Венгрии. В конце 1961 года он заявил: «Кто не против нас, тот с нами», что стало отражением готовности к политическому квиетизму, резко контрастирующему с присущей Хрущеву кампанейщиной[809]
.Еще дальше это отстояло от маоистских «больших скачков» и «культурных революций». Вместо массовых кампаний, призванных заставить каждого принимать или хотя бы озвучивать официальную идеологию, существовало общее понимание, что людям позволено жить собственной жизнью и иметь собственные взгляды при условии, что они не бросают открытый вызов системе. Рыночные элементы в венгерском сельском хозяйстве обеспечили ему относительную успешность, по крайней мере по сравнению с другими коммунистическими странами. Эти и другие изменения экономической системы были результатом упорной работы венгерских реформаторов. Сам Кадар не был движущей силой перемен, но и не мешал им[810]
. Он вел очень скромный образ жизни по сравнению не только с другими коммунистическими лидерами, но и с имевшимися у него возможностями, и по оставшейся с детства деревенской привычке держал на дворе своего дома кур. В отличие от своего основного предшественника на посту лидера венгерских коммунистов Матьяша Ракоши Кадар полностью исключал любые проявления культа личности[811].