Тиран духа

Томас посмотрел на темные куски жареного кабана, разложенные перед ним на блюде. Из-за скудных доходов Тиндала в первую зиму, как там поселился Томас, мясо за столом монахов было такой редкостью, что он почти забыл его вкус. Теперь, из вежливости к хозяину, он позволил слуге положить на свою тарелку имбиря, налить немного вина и чесночного соуса, а потом не отказался и от небольшой порции мяса. Желание взять еще, если оно и было, от сидения рядом с благоухающим отцом Ансельмом быстро улетучилось.

Теперь, глядя в крошечные, близко посаженные глазки святого отца, Томас почувствовал неодолимое желание созорничать. Он протянул руку с ножом и подцепил жирный кусок кабана. Издав преувеличенно восторженное урчание, он шлепнул сочащееся кровью мясо себе на тарелку, потом с улыбкой повернулся к священнику.

Святой отец поджал губы, но в остальном остался невозмутим.

— Горячит кровь, знаете ли, — сказал он, кивая на ароматный кусок, лежащий перед Томасом.

Но тот не растерялся. Он указал на кубок, который отец Ансельм прижимал к своей узкой груди.

— Мне говорили, что вино обладает тем же действием.

Священник презрительно хмыкнул:

— Господь наш пил вино.

От волны зловония из его рта Томас закашлялся.

— Из того, что нам известно, он мог есть дичь. Готов признать, что кабана, конечно, он не ел.

— Наш Господь ел только рыбу.

Томас попытался вспомнить, что подавали к столу в Кане Галилейской. На ум пришел упитанный телец — насколько он помнил, частый гость на страницах Писания.

— Какая жалость, — сказал он. — Наверное, в Галилее не водились олени. Держу пари, славный кусок грудинки пришелся бы нашему Господу по вкусу.

Он помолчал, а потом изобразил на лице почти небесное блаженство:

— Как вам кажется? Что, если Бог населил Англию столь великим числом оленей специально для того, чтобы мы знали: наша земля благословенна, нам даровано то, чего даже Сын Его возлюбленный не мог себе позволить.

Томас посмотрел на отца Ансельма с самым бесхитростным видом.

Святой отец моргнул. Томас словно читал его мысли. Возражать, что Бог не даровал всяческого изобилия, неважно, горячит оно кровь или нет, походило на богохульство. Сказать, что Англия не была из всех земель самой благословенной, означало заставить сомневаться в своих верноподданнических чувствах по отношению к доброму королю Генри и его верному вассалу барону Адаму. Наконец Ансельм решил сложный для себя вопрос. Подняв кубок, он произнес невразумительный тост во славу Господа и короля, залпом опустошил его и, ухватив за рукав слугу, который как раз проходил мимо, потребовал налить еще.

Заставив одного из своих соседей замолчать, уткнувшись в чашу доброго вина, Томас повернулся к Генри. Достойный муж сгорбился над столом — странная поза для воспитанного человека. Руки его с такой силой были сжаты в кулаки, что суставы побелели. Голову он свесил на грудь, словно молился. Деревянный поднос перед ним был пуст. Генри ничего не ел. Нищим вряд ли удастся здесь чем-то поживиться.

Томас устремил взгляд в тот конец стола, где сидела Юлиана, потом снова перевел его на своего молчаливого соседа. У брата и сестры много общего, решил он. Пусть Роберт, как и настоятельница Элинор, был небольшого роста, но тело его было крепко сбитым и мускулистым. А Генри, несмотря на круглое, жирное лицо, был хрупкого телосложения, подобно своей сестре. Хилый сын, наверное, неважно смотрелся рядом с закаленным в сражениях отцом.

Утренние события по-прежнему не выходили у него из головы, и Томас спросил себя, не свидетельство ли они прежней ссоры. При всей хилости, Генри сегодня не побоялся скрестить с Робертом оружие. Чувствовал ли он потребность доказать ему свое мужество? Или между будущими родственниками на самом деле пробежала черная кошка?

Громкий, но приятный смех привлек его внимание, и он снова обернулся, оглядывая сидящих. По другую сторону от Генри сидел сэр Джеффри, а напротив него, через стол, — хозяин, барон Адам. Слева от барона разместилась леди Исабель, соседом которой кроме него был Роберт. Дальше сидели настоятельница Элинор и леди Юлиана. Сестра Анна попросила, чтобы ей принесли еду в комнату больного мальчика.

Тут леди Исабель снова рассмеялась, и Томас увидел, как она дотронулась до Роберта под столом. Лицо брата настоятельницы сделалось темно-багровым. Он резко поднялся и, коротко сказав что-то отцу, вышел из-за стола.

Томас не расслышал его слов, но заметил, как его настоятельница наклонилась и что-то произнесла, обращаясь к супруге сэра Джеффри. Исабель гордо вскинула голову, зубы сверкнули в самодовольной ухмылке. При этом ее движении Генри на своем стуле откинулся назад и издал сдавленный стон. Пола плаща съехала в сторону, и взору Томаса предстало отличное объяснение страданий его сотрапезника. Плоть Генри явственно восстала.

Увидев, куда смотрит Томас, молодой человек покраснел и поспешно подобрал плащ, прикрывая колени.

Но еще одни глаза успели это заметить. Сэр Джеффри, глянув на Генри, побледнел и с силой хлопнул кубком об стол.

* * *