Тиран духа

За время обеда Элинор несколько раз обвела взглядом стол, ища брата Томаса — привычка, с которой она давно и безуспешно пыталась бороться. Однако сегодня этот взгляд можно было отнести на счет любопытства. Томас разговаривал с местным священником, отцом Ансельмом, отведя голову как можно дальше от его рта.

Элинор улыбнулась. Воистину, духовник ее отца обладал таким смрадным дыханием, что сам сатана бы сбежал. Для душ, находившихся в Вайнторп-Касле на попечении отца Ансельма, это, возможно, было благословением. Но у бедного брата Томаса, скорее всего, скрутило все внутренности.

Она перевела взгляд на своих ближайших соседей и жестом велела Роберту передать ее кусок дичи с пряным соусом леди Исабель.

— Как только ваша сестра может отказываться от такого мяса? — спросила Исабель, облизывая губы в предвкушении сладостного мига, когда добавочная порция коснется ее тарелки. — Наверное, вы дали какой-нибудь обет, леди Элинор, — продолжила она, словно гоня от себя свободной рукой — в другой она держала кубок с вином — саму эту мысль. — На мой взгляд, подобные вещи очень утомительны.

Говоря это, Исабель подалась вперед, облокотившись грудью о стол. Это движение не только говорило о ее дурном воспитании: оно полностью открыло взорам Роберта, Элинор и молчавшей Юлианы ее мягкие и округлые груди. Но и это было еще не все. Под натянувшейся тканью платья волнующе обозначились упругие соски.

Элинор отвела глаза и понадеялась, что сэр Джеффри ничего не заметил. Если бы Генри сидел на месте Юлианы, подумала Элинор, он, конечно, вышел бы из себя при столь нескромной демонстрации прелестей, которые его мачехе следовало прятать от посторонних взоров. Что же касается Роберта, то он, напротив, все это видел. Хотя он за обедом выпил не так много вина, лицо его покрылось пятнами и горело. Юлиана беспокойно заерзала на стуле.

— Обеты, миледи, не тяжелы для тех, кто их принимает, — тихо сказала она.

— Это ты сейчас так говоришь, падчерица. — Если Исабель и колебалась, то всего одно мгновение, — Обеты, конечно, разумны и уместны для того, кто, подобно леди Элинор, избрал духовную стезю.

Она подвела ладонь под одну из грудей и слегка приподняла ее, словно готовясь преподнести дар.

— А ты? Ты ведь не собираешься в монастырь, не так ли? Говорят, черное мясо горячит кровь и вселяет охоту к супружеской постели. Возьми на заметку и подкрепляйся заранее.

Она улыбнулась и откинулась на спинку стула.

— Прости. Я забыла. У тебя ведь еще не было мужчин, да? Тогда ясно, что ты понятия не имеешь ни о чем таком, падчерица. — Она засмеялась. — Не бойся, Юлиана. Когда вам с Робертом придет время жениться, я расскажу тебе, чем мужчина и женщина занимаются ночью, когда примут обеты у церковного алтаря.

Потом она опустила ладонь Роберту на ляжку, и ее резкий смех на мгновение заглушил голоса людей за столом.

— Обещаю, милорд, что ваша жена будет во всеоружии, когда ей придет время усладить вас в супружеской постели, — кивком она указала в сторону Элинор и Юлианы.

Роберт, насколько мог мягко, убрал от себя ее руку. Его лицо запунцовело еще ярче, когда он встал и поклонился отцу:

— Простите, милорд, но мне нужно пойти проверить, достаточно ли у волов сена. Вот-вот пойдет снег.

Адам кивнул и продолжил прерванный разговор с сэром Джеффри.

Роберт повернулся, натянуто поклонился трем женщинам, пробормотал вежливое «было очень лестно» и удалился настолько быстро, насколько это позволяли приличия.

Хотя выражение на лице отца почти не изменилось, по движению глаз Элинор поняла, что он заметил причину, заставившую Роберта поспешно покинуть зал. Вряд ли его мнение об Исабель стало от этого лучше.

Она услышала тихий стон и повернула голову. Когда Роберт ушел, Юлиана ничего не сказала. Теперь же в уголке ее глаза набухла и тихо скатилась по щеке слеза. Элинор подумала, что бывшая подруга ее детских игр старше всего лишь на год или чуть больше. Но у сидевшей рядом женщины было лицо почти старухи, с потемневшими от горя глазами, посеревшими и ввалившимися щеками.

А когда-то Юлиана была такой солнечной, всегда первой выдумывала разные невинные шалости. С улыбкой Элинор вспомнила, как однажды Юлиана влезла на дерево и высыпала сверху полный подол розовых лепестков на женщину, которая теперь была ее мачехой. Тогда Исабель подняла глаза на озорную девчонку и рассмеялась, радуясь от чистого сердца. Она принялась дуть на лепестки, летевшие на нее с дерева, словно это были легкие пушинки. В те времена, о которых вспоминала Элинор, эти две были словно сестры. Сейчас их разделяла явная неприязнь и омрачала грусть.

Элинор тряхнула головой, прогоняя воспоминание. Потом наклонилась к Исабель и сказала, понизив голос:

— Сейчас не место и не время шутить насчет брачной ночи, миледи. Пока наши семьи еще не договорились. Вот потом у вас будет сколько угодно возможностей говорить ваши милые непристойности.

Застывшая улыбка Исабель стала еще более напряженной.