Читаем Тиран в шелковых перчатках полностью

На какое-то время ей стало полегче: упрямец в животе, видимо, устал и решил отдохнуть, но после передышки все стало значительно хуже. Наконец, выпалив в лицо своему мужу тираду самых грязных ругательств, которые знала, она добилась того, что в палату вкатили баллон с наркотическим газом. Его установили рядом с кроватью, и она схватила маску обеими руками, прижала ее к лицу и глубоко вдохнула обезболивающую смесь. Ее наполнило ощущение парения и легкого опьянения. Схватки по-прежнему продолжались, но она вдруг осознала, что они не занимают всего ее внимания. Чем глубже она вдыхала, тем дальше отплывала. Но тут маску у нее отобрали, и реальность стремительно вернулась на место. Она пришла в ярость, но ее как будто никто не понимал.

Купер потеряла счет времени. Казалось, уже наступил вечер. Как долго она пробыла в этом состоянии? Час? Шесть часов? Она заметила, что в палате появилась Перл.

— Перл, — взмолилась она, — скажи им, чтобы мне снова дали газ!

— Они говорят, что дадут его тебе через минуту, Медный Таз.

— Нет у меня этой минуты! Мне нужно сейчас!

— Ты почти справилась. Врач говорит, уже показалась головка.

Вот он, момент истины, весь ее труд и страдания привели к нему. Сделав последнее огромное усилие, она вытолкнула ребенка на свет. А потом услышала плач, который ни с чем не спутаешь. Она открыла глаза и приподнялась на одном локте, чтобы взглянуть. Генрих держал на руках крошечное создание, завернутое в пеленку. Личико у того было хмурым и сморщенным, как будто он так же утомился за последние несколько часов, как и сама Купер. Но теперь эти утомительные часы ничего для нее не значили. Ее заполнила огромная, необъятная радость. Вся тяжесть родов свалилась с нее. словно огромный камень. Она протянула руки к своему ребенку, по лицу у нее текли слезы счастья.

— Это мальчик, — сказал Генри, садясь рядом с ней на кровать и гладя ее мокрые от пота волосы. — Все пальчики на руках и на ногах на месте. Он совершенен во всех отношениях.

Купер взглянула на сына. Мутные глазки, моргая, уставились на нее. Маленький ротик открылся, как будто он снова хотел закричать, но вместо этого ребенок широко зевнул, обнажая розовые десны.

— Генри, он такой красивый! — шепнула она мужу, не в силах отвести глаз от своего малыша.

— Да, очень. Ты неплохо постаралась, дорогая. — Они сам незаметно пытался смахнуть слезы.

Перл села с другого края кровати, разглядывая ребенка.

— Отличная попытка, малышка. Теперь все позади. Говорят, первого родить труднее всего.

В палате было полно медицинского персонала, они убирали инструменты, баллон, протирали пол. Молодая сестричка вытаскивала прямо из-под Купер мокрые простыни. Но все это не имело значения и никак ее не затрагивало. Она как будто оказалась вместе с мужем и ребенком внутри золотого яйца Фаберже, скорлупа которого надежно отгородила ее от внешнего мира.

* * *

Купер выплыла из сна и сразу ощутила огромное счастье и спокойствие. Она открыла глаза. Рядом с кроватью сидел Кристиан Диор.

— Тиан! Ты видел ребенка?

Он наклонился поцеловать ее в лоб.

— Да, mа petite. Он прелестен.

Она дала ему подержать малыша. Тот спал. Диор нежно поцеловал малютку.

— Он просто шедевр. Мне сказали, роды были трудными?

— Я почти ничего не помню. Спасибо, что пришел, Тиан. Я знаю, как ты сейчас занят.

— Я тебе кое-что принес. — Он протянул ей сверток в золотистой бумаге, перевязанный шелковой ленточкой. Внутри оказалось кружевное крестильное покрывальце. — Меня в нем крестили. Это для твоего маленького мальчика.

— Ох, Тиан! Какое оно красивое! — Она подняла покрывальце, чтобы лучше рассмотреть его. Изящное кружевно «шантильи» было расшито розовыми бутончиками. — Я не могу его принять — это фамильная реликвия.

— У меня никогда не будет своего ребенка, чтобы передать это покрывальце ему по наследству. Я счастлив, что теперь оно будет твоим.

— Ты меня растрогал.

— Дорогая, — сказал он, гладя ее по голове, — медсестры не могут пройти по коридору из-за огромного количества букетов. Может, раздадим часть цветов другим матерям?

* * *

Когда Купер проснулась в следующий раз, стояла глубокая ночь. В палате было темно, только в углу горела лампа, и там, в круге ее света, сидела Перл и читала книгу.

— Перл?

— Наконец-то ты проснулась. — Подруга подошла к кровати. — Как ты себя чувствуешь?

— Усталой, но счастливой.

Перл достала из сумки серебряную фляжку:

— На, глотни коньяку.

— Нет, спасибо. Я так рада, что ты пришла. А где ребенок?

Перл отхлебнула из фляжки.

— Его скоро принесут. Он тоже спал, как и ты. Он красавчик. Как вы хотите его назвать?

— Мы думали Пьер-Анри.

— Прекрасное имя.

Дверь открылась, и молодая нянечка в накрахмаленном халате вкатила коляску. В ней лежал малыш, который пребывал в абсолютно бодром состоянии и уже не выглядел таким сморщенным. При виде его все существо Купер затопило невероятно теплым чувством. Более чистой радости она не испытывала никогда в жизни.

Нянечка положила ребенка ей на руки:

— Мне кажется, он голоден.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь как роман

Песня длиною в жизнь
Песня длиною в жизнь

Париж, 1944 год. Только что закончились мрачные годы немецкой оккупации. Молодая, но уже достаточно известная публике Эдит Пиаф готовится представить новую программу в легендарном «Мулен Руж». Однако власти неожиданно предъявляют певице обвинение в коллаборационизме и, похоже, готовы наложить запрет на выступления. Пытаясь доказать свою невиновность, Пиаф тем не менее продолжает репетиции, попутно подыскивая исполнителей «для разогрева». Так она знакомится с Ивом Монтаном — молодым и пока никому не известным певцом. Эдит начинает работать с Ивом, развивая и совершенствуя его талант. Вскоре между коллегами по сцене вспыхивает яркое и сильное чувство, в котором они оба черпают вдохновение, ведущее их к вершине успеха. Но «за счастье надо платить слезами». Эти слова из знаменитого шансона Пиаф оказались пророческими…

Мишель Марли

Биографии и Мемуары
Гадкие лебеди кордебалета
Гадкие лебеди кордебалета

Реализм статуэтки заметно смущает публику. Первым же ударом Дега опрокидывает традиции скульптуры. Так же, как несколько лет назад он потряс устои живописи.Le Figaro, апрель 1881 годаВесь мир восхищается скульптурой Эдгара Дега «Маленькая четырнадцатилетняя танцовщица», считающейся одним из самых реалистичных произведений современного искусства. Однако мало кому известно, что прототип знаменитой скульптуры — реальная девочка-подросток Мари ван Гётем из бедной парижской семьи. Сведения о судьбе Мари довольно отрывочны, однако Кэти Бьюкенен, опираясь на известные факты и собственное воображение, воссоздала яркую и реалистичную панораму Парижа конца XIX века.Три сестры — Антуанетта, Мари и Шарлотта — ютятся в крошечной комнате с матерью-прачкой, которая не интересуется делами дочерей. Но у девочек есть цель — закончить балетную школу при Гранд Опера и танцевать на ее подмостках. Для достижения мечты им приходится пройти через множество испытаний: пережить несчастную любовь, чудом избежать похотливых лап «ценителей искусства», не утонуть в омуте забвения, которое дает абсент, не сдаться и не пасть духом!16+

Кэти Мари Бьюкенен

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже