Тиран в шелковых перчатках

Наблюдая за обеими не без внутреннего беспокойства, Купер припомнила замечание Диора о том, что они могли бы быть сестрами. Он был прав. Обе отличались изящным сложением, но при этом некоторым атлетизмом. Даже их лица были похожи: узкие и красивые, с ровной белозубой улыбкой. Единственное отличие заключалось в том, что Сюзи пока не пересекла невидимую черту, за которой заканчивается молодость женщины, в то время как Ивонн уже ее перешла.

— Вам понравился чай? — спросила Ивонн, оборачиваясь к Купер. — Вы, конечно, попробовали мака-руны с запахом роз? А волованы? Они утверждают, что начиняют их курицей, но, увы, начинка из кролика.

— Я люблю крольчатину, — заметила Купер. Ивонн окинула ее пренебрежительным взглядом:

— И похоже, кто-то окунул вас в духи «Мой грех».

— Полюбуйся на ее безупречный, свойственный одним лишь ирландкам цвет лица. А волосы! — Сюзи взяла Купер за руку и повернула ее к свету. — И это сияние юности! Посмотри на нее. Что может с этим сравниться? Кожа молодой женщины изысканнее любой, самой дорогой материи.

— И еще недолговечнее, — возразила Ивонн. — Это все ненадолго.

— В самом деле. И когда свежесть утрачена, она утрачена безвозвратно. — Сюзи дотронулась до лица Ивонн рукой в перчатке. Ее жест можно было бы принять за сочувственный, если бы не жестокая улыбка. — Хотя ты ведь антиквар, поэтому ничего не имеешь против. Чем стариннее вещь, тем она тебе милее, n’est-ce pas? — И она весело рассмеялась. — Если она не опутана пылью и паутиной во всех местах, ты с отвращением воротишь от нее нос.

Ивонн натужно рассмеялась:

— Ты весьма остроумна. Все еще выступаешь в этом своем клубе?

— Конечно.

— Надеюсь, ты выстоишь против l`eparation. Я слышала, они неприязненно относятся к тем, кто был слишком дружен с немцами.

— Уверена, у меня неплохие шансы противостоять им. По-моему, все мужчины в форме одинаковы, на каком бы языке они ни говорили.

— Жаль будет услышать, что тебя посадили в тюрьму, — блеснув глазами, вернула колкость Ивонн. — Тебе там вряд ли понравится, несмотря на всю твою любовь к мужчинам в военной форме. Ты будешь скучать по своим маленьким удовольствиям: волованам с крольчатиной и всему такому.

— Обо мне не беспокойся. Я всегда самостоятельно прокладывала путь в жизни.

— Не всегда, — тихо возразила Ивонн.

— Но теперь это так. — Хорошо одетая пара вошла в магазин и теперь разглядывала кресло в стиле ампир. — Не оставляй без внимания своих покупателей, Ивонн. A bientot[60], моя дорогая.

— До скорого. Заходи всякий раз, когда тебе будет нечем заняться.

— Можешь на это рассчитывать.

Женщины расцеловались, стараясь не прикасаться накрашенными красной помадой губами к щекам друг друга. Сюзи собственническим жестом взяла Купер под руку, и они вышли из магазина.

На улице Купер сердито выдернула свою руку:

— Так вот для чего ты так тщательно меня наряжала! Чтобы похвастаться мною, как каким-то комнатным пуделем!

— Возможно, в моей голове мелькнула такая мысль, — спокойно ответила Сюзи. Она выглядела на редкость самодовольно. — Но как ты можешь сравнивать себя с пуделем, cherie?

— Пудель или что-то другое, но я не твоя вещь! Я там чувствовала себя абсолютно униженной.

— Униженной? Почему?

— Потому что ты нарочно взяла меня с собой, чтобы расстроить эту женщину.

— Ты попросила познакомить тебя с ней.

— Я не просила!

— Тогда я неверно поняла твое любопытство.

— Ты вела себя с ней ужасно.

— Разве?

— Хуже некуда!

— Думаю, ты преувеличиваешь. Мы с Ивонн прекрасно понимаем друг друга.

— Да вы чуть не вцепились друг другу в глотку!

— Возможно. Но если бы мы простили друг друга, жизнь стала бы казаться нам слишком пресной.

— Так ты все свои новые победы приводишь к ней, чтобы похвастаться?

— Не глупи.

— Так и есть. У тебя на лице все написано.

Сюзи рассмеялась:

— Конечно, я хотела тобой похвастаться. Ты прекрасна. И ты — моя.

— Я не твоя! — взорвалась Купер. — Я иду домой.

— Купер, не уходи!

— Не звони мне больше.

* * *

Купер оскорбилась не на шутку. Она чувствовала себя использованной, и ей было невыносимо стыдно. По пути домой она попыталась рассмотреть этот эпизод со всех сторон и понять, почему от него так и веет дурным вкусом. Дело было даже не в том, что ее вывели напоказ, как животное на поводке, а в том, что она почувствовала себя дротиком, который обе старшие женщины метали друг в друга, чтобы побольнее уколоть. Она была не против дружбы с Сюзи, но становиться ее комнатной собачонкой и терять при этом достоинство вовсе не собиралась. Да и ее ухаживания показались вдруг удушливыми. Ей не терпелось сорвать с себя одежду, в которую ее облачила Сюзи.

Она вошла в квартиру в дурном настроении и тут же обнаружила Перл: та прикладывала примочки к впечатляющего вида фингалу.

— А с тобой что, черт возьми, случилось? — потребовала отчета Купер.

— Я наткнулась на дверь.

— Ты хочешь сказать, наткнулась на кулак. И я даже знаю — чей. — Она сердито осмотрела лицо Перл. Синяк под глазом, фиолетовый в центре и бледно-желтый по краям, уже расплылся на щеку. — Почему ты продолжаешь видеться с этим ублюдком?