Тиран в шелковых перчатках

Но фигура, ожидающая его между двумя помощниками, едва ли походила на женщину: обтянутый кожей безволосый череп; тело тонкое и ломкое, как зимнее дерево. В одной руке она держала маленький чемодан, другую протянула к брату, растягивая губы в жуткой, словно на карикатуре, улыбке.

— Кристиан!

Диор беспомощно разрыдался. Он выронил розы, и их тут же затоптали, но никто этого даже не заметил. Купер забыла о своем фотоаппарате — тот бесполезно болтался у нее на шее, пока они забирали Катрин. Купер взяла у нее чемоданчик.

— О, спасибо! Но я намного сильнее, чем выгляжу. — Квадратик бумаги с именем был приколот к пальто Катрин. На фотографиях, которые Купер видела, перед ней представала молодая, хорошенькая женщина со свежим цветом лица и шапкой кудрявых волос. Сейчас от ее миловидности не осталось и следа, и только похожий на клюв фамильный диоровский нос подтверждал, что имя на бумажке соответствует действительности.

— Не переживай обо мне, Тиан! Прости, что я такая уродина. Волосы скоро снова отрастут.

— Ты красавица, — сквозь рыдания говорил Диор.

— Знаешь, я им ничего не сказала, — сообщила Катрин, пока они пробирались сквозь толпу таращившихся на них во все глаза людей. Как и другие выжившие, она передвигалась медленной шаркающей походкой, ноги ее едва держали. Ей было двадцать восемь лет, но она казалась старухой. — Они пытали меня, но я им ничего не сказала. Расскажи об этом всем. Даже если никто не спросит. Скажи, что я молчала. Я никого не предала.

— Об этом теперь не волнуйся, — ответил Диор. — Никто не посмеет ни в чем тебя обвинить.

Чемодан Катрин, который несла Купер, совсем ничего не весил. Наверняка в нем было немного вещей.

— У вас есть какая-то одежда? — спросила Купер.

— Только та, что дали в Красном Кресте. Она вся не по размеру, но я хотя бы не мерзла. Когда меня арестовали, велели взять с собой белье и теплые вещи в Равенсбрюк, но как только нас туда привезли, всю одежду сразу забрали. А русские сожгли тюремную одежду подчистую, потому что она кишела вшами. Хотя мне хотелось бы ее оставить. Я к ней привыкла.

Почему ни одному из них не пришло в голову, что Катрин будет нечего надеть?

— Я принесу вам что-нибудь из своих вещей, — пообещала Купер. — Мы почти одного роста. — Заострять внимание на том, что Катрин худее нее на несколько размеров, она не стала.

— Что ж, — сказала Катрин, словно угадав мысли Купер, — такое бывает, когда годик погостишь у немцев. Не плачь, Тиан. Я правда сильнее, чем выгляжу, клянусь тебе.

Она повторяла эту фразу всю поездку до улицы Рояль. Диор, сидевший с сестрой на заднем сиденье и наконец совладавший с собой, теперь беспрерывно целовал ее руку. Она же неотрывно смотрела в окно.

— Господи… Как чудесно снова увидеть Париж. Словно прекрасный сон. — Она робко засмеялась. — Я ведь не сплю, нет?

— Нет, cherie, это не сон.

Катрин увидела киоск:

— Ой, а можно купить газету? Мы месяцами ничего не слышали о ходе войны, только слухи и перешептывания.

Они остановились купить Катрин выпуск «Ле Монд». Она даже не стала читать, а просто прижала газету к лицу, с наслаждением вдыхая запах свежей типографской краски.

— Именно так и пахнет свобода.

Диор продолжал говорить без умолку, но Купер уже успела его изучить, поэтому от нее не укрылось, насколько он испуган внешним видом сестры. Дело было не только в истощении. Во всем ее облике появилась какая-то надломленность. Она притворялась веселой, но под поверхностным весельем глубоко затаились мука и отчаяние. Она изо всех сил пыталась держаться и словно боялась расслабиться, чтобы тут же не развалиться на части. Казалось, она забыла, что значит быть собой.

Купер поспешила домой и отобрала для Катрин часть своего гардероба. Благодаря щедрости Сюзи он значительно пополнился, и у нее появились запасные вещи. «Ей наверняка пригодится нижнее белье, — думала Купер. — И теплые трикотажные вещи — вероятно, она мерзнет из-за своей худобы. И шляпка, чтобы прикрыть бедную лысую голову».

Когда она вернулась, Диор на кухне возился с приготовлением суфле. Катрин сидела у окна, закутавшись в шаль и глядя на крыши домов. Она повернулась к Купер, приветствуя ее своей жуткой улыбкой.

— Так прекрасно снова смотреть на крыши Парижа. От вида колючей проволоки и деревьев на горизонте, к которым никогда не сможешь подойти, так устаешь.

— Я принесла вам кое-какую одежду. — Купер протянула ей подношение. — Пожалуйста, выберите то, что вам подойдет.

— Ох, Купер. Вы и вправду так добры, как рассказывает мой брат.

— Это взаимно. Он тоже был необычайно добр ко мне.

— Доброта — самая твердая валюта человечества. Ее можно встретить даже в концлагере. Пусть странно вывихнутую и поломанную, но все-таки подлинную доброту. — Она наклонилась вперед, чтобы лучше рассмотреть одежду. — У вас красивые вещи. — Но Катрин даже не пыталась к ним прикоснуться.

— Я подумала, вам может понравиться этот кардиган. Он очень теплый — из шерсти ягненка. И берет, пока у вас не отрастут волосы. — Купер протянула Катрин вещи в попытке хоть как-то ее заинтересовать.