Тиран в шелковых перчатках

В течение следующих нескольких дней Купер постепенно узнавала историю сестры Диора. Катрин Диор влюбилась в красивого молодого человека, который был бойцом Сопротивления, — Эрве де Шарбоннери. Почти сразу же она оказалась вовлечена в секретные операции против нацистов. Ее заданием было запоминать наизусть сведения о передвижениях вражеских войск и производстве оружия и передавать их «свободным французам» генерала де Голля. Участники Сопротивления думали, что хорошенькая молодая женщина на велосипеде не привлечет внимания гестапо, но они ошиблись. Ее кто-то предал. Записка, в которой ей назначили встречу с агентом на площади Трокадеро, оказалась гестаповской ловушкой. Ее арестовали и пытали в печально известных подземельях тюрьмы Ла-Санте.

— Ужаснее всего, — рассказывала Катрин, — было то, что пытали нас не немцы, а французы, наши соотечественники.

Кристиан отчаянно пытался добиться ее освобождения, умолял своих богатых клиентов вмешаться. Но никто из них не рискнул просить за Катрин. Кристиану еще повезло, что его самого не арестовали.

Теперь его переполняла радость по поводу ее возвращения, но слабость Катрин ужасала его. Он заводил разговоры о том, чтобы увезти ее в деревню, где воздух свежий, а пища здоровая, чего невозможно найти в Париже, но не мог расстаться с ней ни на минуту, да и в любом случае Катрин сейчас была не в том состоянии, чтобы осилить еще одно путешествие.

— Она всегда была моей любимицей, — шептал Диор Купер, пока Катрин спала, завернутая в одеяла. — Когда мы были детьми, я редко играл со своими братьями. А вот с Катрин… — Он нежно улыбнулся. — Катрин была особенная. Мне, понятное дело, не разрешалось играть в куклы, и она стала моей куклой. Я вплетал ей в косы ленты и завязывал бантики. Я обожал придумывать наряды и наряжать ее в них, а потом хвастаться ею на прогулке. С ней я мог предаться своей тайной страсти к кружевам и оборочкам.

— Значит, она была твоей первой музой.

— Да. И такой миленькой маленькой музой! Всегда безмятежна, всегда улыбчива. Без нее мое детство превратилось бы в кошмар. Один из моих братьев был сумасшедшим, и его пришлось поместить в специальное учреждение. Бедная мама умерла вскоре после этого. А с отцом и вторым моим братом, Раймоном, мы никогда не были близки. Я был мечтателем, живущим в мире своих фантазий. И только у Катрин имелся доступ в этот мир. Я и вправду думаю, что и сам умер бы, если бы ее потерял.

— Но ты ее не потерял, — ласково заметила Купер.

Диор накрыл ее ладонь своей:

— Она нуждается в женской руке.

— Сиделка из меня никакая, но я, конечно, сделаю для нее все, что смогу, Тиан.

Купер отвела Катрин на прием к врачу — Северине Лефевр, доброй женщине средних лет, почему, собственно, Купер ее и выбрала. Катрин попросила Купер побыть с ней в кабинете во время осмотра. Когда она, раздевшись до нижнего белья, встала на медицинские весы, Купер поняла, что Катрин еще худее, чем казалась в одежде. Руки и ноги у нее были тоненькими, как спички, ребра и тазовые кости выпирали сквозь бледную кожу, покрытую заживающими болячками и синяками. Обследование было очень тщательным и включало в том числе и проверку зрения.

В конце концов доктор Лефевр пригласила их присесть рядом с ее столом и подождать, пока она старомодным почерком расписывала диету для Катрин.

— У вас сильнейшее истощение, — сказала она, скрипя ручкой по бумаге. — Чтобы полностью поправиться, вам необходимо принимать витамины и минералы. Предупреждаю, мадемуазель Диор, это будет нелегко, но придется следовать диете до последней буквы.

— Я постараюсь.

Прежде чем они покинули кабинет, доктор обняла Катрин и троекратно расцеловала ее в обе щеки.

— Вы — пример для всей Франции, мадемуазель, — тихо сказала она.

Но заставить Катрин есть было серьезным испытанием. Диета, назначенная доктором, полная питательных мясных блюд, была очень здоровой, вот только в желудке Катрин ничего не держалось. Стоило ей съесть хотя бы лишнюю ложку, как вся еда прямиком отправлялась в унитаз, а после приступа рвоты она чувствовала себя еще более слабой и измученной. Из-за этого Диор и Купер то и дело впадали в отчаяние.

Да и достать в Париже еду, хотя война и близилась к концу, по-прежнему было нелегко. Никаких лобстеров из Гранвиля больше не присылали. Даже если они там и водились, железнодорожное сообщение было прервано. Из-за войны и постоянных забастовок прилавки магазинов оставались пусты, и людям приходилось питаться чуть ли не отбросами, как в самые мрачные годы оккупации. Мясо и вино, которые прописала доктор Лефевр, оказались практически недоступны, и было тягостно смотреть, как Катрин тошнит мясом или курицей, купленными с таким трудом и за немалые деньги.

Купер начала беспокоиться: Катрин не только не прибавила в весе, но, казалось, со времени приезда продолжала таять с каждым днем. Купер выросла в бедности и умела приготовить питательное блюдо буквально из ничего, о чем и сообщила Диору.