Тирания ценностей

Само собой разумеется, эта этика ценностей поднимала также значительные проблемы на уровне философии, что касалось, например, объективности требуемого усмотрения сущности идеальных образов. Но с указанием Шмитта на момент индивидуального определения конкретный вопрос систематического размышления об этических исходных точках ориентации, несомненно, еще отнюдь не был решен. Суть этой проблематики в послевоенной ФРГ состояла, в любом случае, в том, что некоторые юристы хотели привлечь такие теоремы к обоснованию и интерпретации обязательного для всех права. Естественные возражения против этих заимствований с учетом внешней организующей функцию права, тем не менее, едва ли формулируются и объясняются у Шмитта. В то время как Шмитт ограничивается почти исключительно полемикой с философией ценностей двадцатых годов, он сам избегает подойти к проблеме преодоления этических конфликтов и плюралистических проектов жизни с использованием права.

Еще больше здесь не достает какого-либо критического разбора функции манеры говорить о порядке ценностей Основного закона для ранней судебной практики Федерального конституционного суда. Ибо этот суд вовсе не опирался заведомо на определенную философию ценностей и использовал топос ценностного порядка для очень разных заданий, от обоснования своей программы способной защищаться демократии до актуализации приоритета конституции и разветвления различных измерений основных прав граждан. Характерные для Основного закона проблемы содержательного конституционного права, которое привязывает законодателя к основным правам и конституционным принципам, и могущественной юрисдикции конституционных судов и без того не растворяются в проблемах ценностного мышления и, вероятно, даже скорее перекрываются фиксацией на него. Ведь они сохранились в конституционном праве в практически неизменном виде даже после скрытного прощания с формулами ценностей прежних десятилетий.

Концентрацию Шмитта на Веймарской философию ценностей можно, видимо, понимать в первую очередь как выражение тайного отношения с конкурентом. Ключ к этому лежит в охотно цитируемом Шмиттом предложении «Враг это наш собственный вопрос как образ». Если применить эту фразу к «Тирании ценности», то ту интенсивность, с которой Шмитт борется в ней с объективной философией ценностей, как раз и можно объяснить как признак близости и родства с собственной позицией. Автор докторской диссертации о «ценности государства» не мог быть так далек от ценностного мышления, как хотела бы заставить думать его полемика. Еще во времена Веймарской Республики Шмитт, имея в виду раздел об основных правах граждан имперской конституции, говорил о «принципиальном ценностном акценте содержательных конституционных гарантий» и противопоставлял его «принципиальному ценностному нейтралитету функционалистской системы легальности». Проект объективного обоснования обязательности позитивного права, в том виде, в котором его продвигали философствующие о ценностях юристы и по-своему также молодой Федеральный конституционный суд в пятидесятые годы, в полной мере демонстрирует связи с правовым мышлением Шмитта. Но под знаком ценностей Шмитт не хочет видеть продвижение его в Федеративной Республике, тем более не через суды и юрисдикцию конституционных судов. «Теолог юриспруденции» чует конкуренцию и борется с ней. Хассо Хофманн однажды лапидарно констатировал: «Шмитт, который начал с исследований о «ценности государства», всегда рассматривал свои ценности как существующие, но ценности других – как пустые определения».

3. «Повернулся» ли Карл Шмитт к либеральному государству закона?

Критика ценностного мышления могла бы дать понять, что Карл Шмитт осуществляет здесь «поворот», что автор, который так часто противопоставлял законность (легитимность) легальности, станет теперь защитником легальности против конкурирующих претензий законности и сделает формальное правовое государство, значение которого он сам ранее так часто умалял, определяющим горизонтом своего правового мышления. Не окажется ли juriste maudit («проклятый юрист») здесь, вероятно, теоретиком либерального государства закона, в котором право является исключительно результатом посреднических достижений парламентского законодателя, а не непосредственного исполнителя ценностей? Не растворится ли теперь для Шмитта законность в легальности?

Шмитт Веймарских лет, не говоря уже о Шмитте национал-социалистического периода, не проявлял никакого особенного интереса к «исполнению конституции в правовом государстве». Наоборот, он разработал сильно материально наполненное понимание конституции как основополагающее политическое решение народа о виде своего политического существования, от которого он строго отличал конституционный закон как формальный юридический документ. По сравнению с технической формальностью написанного текста у Шмитта в действие всегда мог вступить более фундаментальный слой политически-жизненной конституции.