Тирант Белый

Наконец, один раз в романе встречается и непосредственное указание времени действия, правда, обозначено оно несколько странным образом. Конкретная дата упомянута v как бы между прочим, не в начале романа, а в 96-й главе и к тому же находится в противоречии с другими временными ориентирами. Повествуя о празднествах, устроенных в честь женитьбы английского короля, в которых участвует и Тирант, один из его родичей, Диафеб, рассказывает, как во время королевской охоты был подстрелен олень, «весь седой от старости», с золотым ошейником на шее, на котором было написано, что этого оленя поймал Юлий Цезарь, когда завоевал Англию. И поскольку, как замечает Диафеб, «по календарю с тех пор, как на оленя надели ошейник, минуло 492 года», действие романа следует отнести к VI веку нашей эры. Таким образом, уже в случае с хронотопом мы сталкиваемся с излюбленным Мартурелем приемом мистификации, когда автор вводит в заблуждение чересчур доверчивого читателя. С одной стороны, он создает иллюзию реального времени, но с другой — обращается с этой иллюзией весьма вольно.

Надо заметить, что стремление соотнести действие романа с конкретным историческим временем, а также, пусть косвенным образом, — с собственно каталонской исторической хронологией, характерно и для «Куриала и Гуэлфы». В этом романе события происходят в период царствования каталонского монарха Петра Великого, то есть в последней четверти XIII века. Однако Мартурель гораздо более свободно обращается с категорией времени и, следовательно, более глубоко понимает ее художественную природу. Переплетая одновременно несколько временных эпох, он создает в «Тиранте Белом» некий условный надвременной план, соотнесенный (в отличие от предшествующих рыцарских романов), не со сказочным, а с реально-историческим временем.

Эта специфика изображения времени подкрепляется тем, что место действия в романе Мартуреля также вполне определенно. То же самое, впрочем, наблюдается и в «Куриале и Гуэлфе». Оба автора отражают общую тенденцию эпохи, ведущую к новому пути развития жанра. В отличие от героев прежних рыцарских романов Куриал и Тирант путешествуют по различным странам Европы и Африки. Куриал живет при дворе маркиза Монферратского в Ломбардии, отправляется на рыцарские подвиги в Австрию, на турниры во Францию и в Арагон, попадает в Александрию, Иерусалим, Грецию, Тунис. Тирант, происходящий из Бретонского дома, начинает рыцарскую карьеру в Англии, затем оказывается на Сицилии, на Родосе, в Константинополе и в Северной Африке.

Стремясь усилить впечатление реальности обстановки в романах, авторы вводят в них исторических лиц. Особенно активно прибегает к этому автор «Куриала и Гуэлфы»: мы видим сражающимися на турнире самого Петра Великого, герцога Орлеанского, графа Пуатье и других действительно существовавших сеньоров. Мартурель же в основном использует на самом деле существовавших людей в качестве прототипов, называя их либо наполовину вымышленными именами, либо именуя с помощью титулов — король Англии, магистр Родоса, Великий Турок и т. д. — и придавая им особый статус «литературности». Своего рода курьез происходит с императором Константинопольским: в повествовании он нарочито безымянен, но в своих декретах «вынужден» себя поименовать и называется дважды Фредериком (гл. 115, 146) и один раз — Генрихом (гл. 186). Трудно сказать, что послужило тому причиной. Возможно, недосмотр Мартуреля, но не исключено, что это было еще одной мистификацией, призванной уравнять персонажей чисто литературных и тех, которых можно возвести к реальным лицам. Что касается самого Тиранта Белого, то в его имени заключен намек на еще одного, помимо Роже де Флора, прототипа — воеводу Венгрии Иштвана Хуньяди. В 1448 году Хуньяди одержал блестящую победу в сражении с турками на Дунае, которая широко праздновалась по всей Европе, в том числе в Барселоне и Валенсии. Хуньяди был валахом, и, трансформировавшись в романских языках (valac — vlac — Ыапс), его национальность превратилась в прозвище, обеспечив ему славу Белого рыцаря или Белого графа (Le chevalier Blanc — во французских источниках, lo compte Blanch — в каталонских). И хотя Мартурель в тексте романа дает совсем иное объяснение прозвищу Тиранта (оттого что его мать звали Бланкой), ясно, что перед нами вновь «обман», ибо современные «Тиранту» читатели легко угадывали ассоциации с реальным прославленным полководцем. Аллюзии на реальных лиц кроются в образах не только главных героев, но часто и второстепенных. Так, в имени Куролеса Мунтальбанского, одного из противников Тиранта на рыцарском турнире в Англии, исследователи усматривают насмешку над доном Гонсальбо д’ Ихаром, командором Монталь- ванским, тем самым, с которым Мартурель вел тяжбу по поводу продажи родового замка'. Все это снимает ненужную Мартурелю чрезмерную конкретизацию, помогая создать псевдореальных персонажей, обладающих новой художественной природой.