Тирмен

После возвращения Зинченко с полпути в лучший из миров, поворота судьбы, неожиданного для очень многих, ушастую словно подменили. Внешне все оставалось по-прежнему: бегала по парку, шумела, обхаживала Даньку, требовала на «минус первом» гранатомет «РПГ-7». Но на левой руке появился тяжелый браслет с аметистом: «епископский» камень, для людей высокого духовного раскрытия. Хранит от опьянения, питает чакры и хорош при женских недомоганиях. Далее в речи Любови Васильевны замелькали «неформатные» прежде выражения: «трансцендентный» и «первично-кармический».

А потом и бегать перестала. Исчезла из парка, чтобы объявиться в кресле председателя городского теософского общества «Шамбала».

И добро бы для пользы дела...

Стыдно признаться — уверовала!

Борис Григорьевич за вечерним чифирем неоднократно жаловался старику. Шумел, обещал лично закатать в бетон госпожу Блаватскую со всем семейством Рерихов. Но с просветлением ушастой ничего поделать не смог. Парком и всем, что с парком связано, стал заниматься Артур, отныне полный и окончательный Король. Калинецкая же продолжила погружение в пучины кармы: чем дальше, тем безнадежней.

И вот нате-здрасте: проведать явилась!

Кому сказать, не поверят...

В палате они остались одни. Бритого соседа увели во двор родственники, экипаж машины боевой томился в коридоре, господин Зинченко пребывал в Киеве, скликая политсовет своей Федеративной партии — свистом, аки Соловей разбойник.

... Данька еще не вернулся.

Мадам Кали достала из сумочки платок, осторожно промокнула накрашенные глаза. На платке остались потеки туши. Старик моргнул левым веком, не в силах поверить. Неужели плачет? Совсем лишнее, не по протоколу!

— Люба...

Ушастая вздрогнула, как от удара плетью.

— Не надо, Люба. Еще не помер, успеете.

Отработанным приемом — упор левой, на локоть, рывок, переброс тела вперед с изменением опоры на кисть — Петр Леонидович заставил себя сесть. Накинул одеяло на голые колени. Данька, обормот, где ты ездишь с моей пижамой?!

— Что случилось? Говорите!

С речью он освоился. Короткими фразами, без деепричастных оборотов... Сойдет!

Любовь Васильевна всхлипнула, присела на стул, мотнула головой:

— Нет-нет... Все в порядке, в полном порядке. Вернетесь на работу, Боба приедет... мы соберемся, отметим ваше выздоровление...

Губы двигались, произнося пустое и ненужное, а глаза не лгали. Мадам Кали была не здесь, не в палате неотложки. В карме завязла? Интересно, на каком ярусе?

— Не хлюздить! Чистый базар, по делу. Сечешь, бикса бановая?

Много-много лет назад маленький мальчик Пьеро понял: с людьми надо общаться на их родном языке. А ежели их обидеть, они плакать перестают.

— По делу...

Любовь Васильевна на бановую биксу, сиречь «шлюху вокзальную», не обиделась. Встала, раздернула шторы пошире, чтоб свет не застили.

— Да-да, конечно. Нам нужно решить... Тир приватизирован вами. Вы завещали его Даниилу Романовичу. Я желаю вам сто двадцать лет жизни, но в случае чего могут возникнуть проблемы. Ваш внук, Кондратьев Петр Михайлович, имеет на тир свои виды. Он приходил к Артуру — дважды. Состоялся серьезный разговор. У вас очень упрямый внук, знаете ли...

Петр Леонидович вздохнул в ответ. Кто мог ожидать, что малыш Пэн станет головной болью? Даже хуже — но грех сравнивать собственного внука с геморроем!

— Мы не собираемся... э-э... травить его собаку. Но поймите и нас, Петр Леонидович!

Мадам Кали на миг стала прежней: боевой «хомячкой» без излишней мокроты в глазах. Старик кивнул с одобрением. Хлюзду на палочке возят!

— Проблемы? Решайте. Но собаку... Собаку не трогать!

— Хорошо. Решим.

Любовь Васильевна сжала тонкие губы, задумалась.

— Дело, к сожалению, не в одном вашем внуке. Отвадить лоха — не вопрос. Вопрос, собственно, в Данииле Романовиче.

Старик вновь изумленно моргнул. Данька-то чем не угодил? Последние годы ушастая при виде тирмена Архангельского только что не мурлыкала.

— Не понимаете, дядя Петя? — Калинецкая вздохнула, села на край кровати.

Кондратьев отметил «дядю Петю». Вслух же честно констатировал:

— Нет.

— К Дане... К Даниилу Романовичу я отношусь... Да вы и сами все видите, Петр Леонидович, что я вам объясняю! Если бы не Боба, которого я никогда не предам, не оставлю... Ах, если бы не годы... Но, извините, сопли к делу не пришьешь! В нашем парке — две... каморры: наша и ваша. Интерес поделен, дела решаются по понятиям. Меня... Нас с Бобой такой расклад устраивает. Не то чтобы слишком, но устраивает. Это на сегодняшний день.

Ушастая ждала ответа. Старик промолчал, лишь кивнул: ясно.

На сегодняшний день.

Что день грядущий нам готовит?

— Петр Леонидович! Не хотелось бы сейчас... вы больны, вам надо набираться сил... Но если вас не станет, все изменится. Даня — идеальный... друг. Отличный подчиненный. Но возраст, воспитание... Мы — свои люди, но может приехать чужой. Не местный. Серьезный человек без предрассудков. Он не захочет иметь дело со вчерашним ребенком. В случае конфликта тир должен прикрывать мужик! Настоящий! Такой, у которого татуировка на...

Осеклась, сглотнула. Кончики ушей залились краской.