Старейшина положил легкую руку на плечо мальчика и несильно сжал. На второй льяд Глупости, пятого дня серпа Льяд Ри исполнится три гвальда – совсем скоро. Выдержав нужную паузу, чтобы Ри обратил внимание на его слова, Инэн заговорил снова:
– Третий гвальд цнои переживают приобретенные знания и уже должны определиться, как им быть с полученным от родителей и предков опытом. А ты легок, как пух тополя. Пора бы уже сбросить семена и пустить корни. Ведь ты не глупый, Ри, сущие видят в тебе множество ценных ростков, но им не пробиться через хитин отца. Вырасти свой панцирь.
– А дальше? – беззаботно поинтересовался Рийя Нон.
– Что дальше?
– Как и зачем живут цнои дальше?
Старик от души рассмеялся. Сложив руки на коленях, он задумчиво наблюдал за непоседливым мальчишкой, пока не собрался ответить:
– Четвертый – гвальд самостоятельности. Самостоятельность – это…
– Знаю я, – перебил Ри, издалека завидя Майю.
Она спускалась по центральной улочке среди неказистых серых домишек в вязаном, в цветную полоску платье, длинных чулках и с котомкой за плечами. Ее мать красила нити шерсти, а отец добывал краску из растений и личинок насекомых, поэтому Майя всегда одевалась в пестрые, радужные наряды.
Инэн Гаро не обиделся, он сам когда-то был таким: своенравным, считающим свое мнение единственно верным. Ты либо слепнешь, костенеешь и высыхаешь, оставаясь центром, либо понимаешь, как много рядом вселенных, из которых можно пить. Глупо считать себя самым умным. Инэн верил, что Ри не глуп.
– Пятый и шестой гвальды цнои передает знания своим детям, учит их ходить, говорить и слушать, а потом – становится счастливым и умирает.
– Не по погоде оделась! – съязвил Ри, намекая на довольно-таки теплое утро, и вскочил навстречу Майе, а чтобы не огорчить старейшину, отметил, обращаясь к нему: – Остановились на шестом гвальде.
Инэн Гаро ухмыльнулся и кивнул, разрешая отлучиться. Ри распознал в этом жесте сожаление, которое старейшина частенько проявлял, оставляя в душе подростка неприятный осадок непонимания: “Голова-то у тебя на месте, да вот только плеч нет”.
– Пойдешь со мной на родничок? – Майя ждала Ри, облокотившись на столб навеса для сена у соседнего дома.
– Спрашиваешь! – Мальчишка зарделся и, не желая заострять внимание на вспыхнувшем смущении, снял с плеча подруги котомку, тоже вязаную, с узорной вышивкой. – Тяжелая.
– Это сюрприз.
Сам родник бил из скалы на недоступной высоте, и за долгие гвальды проторил себе русло среди камней, поросших мхом, а внизу, пробившись через витиеватые корни сосны, сбрасывал студеные струи небольшим водопадом прямо в лесное озеро. А уже из этого священного для местных цнои водоема неторопливо вытекал ручьем, который огибал обитель и утолял жажду и нужды жителей Энфиса. Ри прекрасно знал, что по утрам никто не посещал родник, как называли и само крошечное озеро, поэтому его сразу охватило предчувствие. Оно могло бы стать предвестником неприятностей, если бы не было таким приятным из-за созерцания открытой спины и загорелых плеч Майи.
Всю дорогу они смеялись, вспоминая веселые случаи при обряде ковари: как в ледяных водах родника синими лентами связывала Мельзинга обвенчанных – руку к руке, ногу к ноге, а губы у влюбленных тряслись и цветом походили на сами путы. А когда ленты накрепко повязывали суженных, те, спотыкаясь, выбирались на берег и обязаны были пробыть в таком положении до следующего утра, совершая привычные для семейных дела, будь то готовка еды или еще что. Сумеют – жизнь семейная заладится.
К роднику от обители вела хорошо утоптанная лесная тропа, время от времени исчезающая в низко свисающих ветвях ив, растущих вдоль ручья.
Ри любовался изгибом спины Майи, слушал ее озорной голосок, поддакивал и не заметил, как они быстро добрались до озера. Там, на берегу, утопающем в цветущем разнотравье, девушка, не оборачиваясь, скинула всю одежду и голышом, медленно покачивая бедрами, вошла в воду.
Ри вытаращился, ему стало и холодно, и жарко одновременно: мурашки пробежались по коже, кровь заиграла, странно вскружив голову.
Хоть озеро было небольшим, всего-то несколько шагов до скальной стены, но глубины порядочной, и Майя обернулась, только когда доплыла до брызг водопада. Прозрачная вода позволила бы увидеть многое, но, взволнованная, вспененная, она скрывала наготу девушки. Губы Майя плотно сжала от холода, а глаз не спускала с Ри. Хотела ли она, чтобы и он вошел вслед за нею? В водах священного ручья мужчина вместе с женщиной могли омываться, лишь пройдя обряд ковари. Рийя сделал неуверенный шаг.
– Стой! – крикнула Майя. – Отвернись и подай мне платье.
Ри поднял одежду, отвернулся и зажмурился для пущей надежности. На щеку село какое-то насекомое, парень попытался согнать его, скривив рот. В носу защекотало от горького запаха пижмы. Ри еле сдержался, подавив напрашивающийся чих. Послышался плеск воды, и ношу из рук забрали.