Тишина моих слов

– В ста метрах за хижиной заканчивается проселочная дорога. По ней приезжает сюда лесник. Когда я вспомнила про хижину, мы поехали на машине. Буря повалила несколько деревьев, и дорога оказалась перегорожена, поэтому все и заняло так много времени. Поисковый отряд еще работает, нужно сообщить им по рации, что вы с нами. – Я вижу при свете фонарика, как Пиа, улыбаясь все шире, похлопывает Леви по плечу.

– Собирайтесь и выходите.

Пиа выходит, я по-прежнему слышу вдалеке ее голос. Леви подходит ко мне.

– Как ты себя чувствуешь?

Я на секунду задерживаю дыхание, надеясь, что он не заметит. Об этом меня уже давно никто не спрашивал. Всегда спрашивают, все ли в порядке или как у меня дела. И не спрашивают, как я себя чувствую. Наверное, никто не видит разницы в этих вопросах, а я вижу. Потому что, думаю, он действительно хочет это знать. Раз спрашивает, хотя знает, что ответа не получит.

Поэтому я только смотрю на него, крепко вцепившись в одеяло. Леви снимает мои вещи с подлокотника дивана и кривится.

– Было бы слишком большой роскошью, если бы они уже высохли… или хотя бы немного подсохли. – Он вздыхает. – Что ж, значит, придется взять одеяла с собой. Прихвати свои вещи, – надевая бейсболку, говорит он.

Та явно еще насквозь мокрая, и вид у него совершенно дурацкий – со старым одеялом, закрывающим его, как юбка, от пупка до лодыжек, в сидящей набекрень красно-черной бейсболке. Он берет свои джинсы и кеды, куда запихнул носки. Смотрит на меня выжидающе. Я еще пытаюсь окончательно проснуться, но поднимаюсь, и от боли тут же перехватывает дыхание. Тотчас поджав левую ногу, стою, как фламинго. Прижимая к себе одеяло, гляжу вниз, но здесь слишком темно, чтобы что-то разглядеть.

– Ханна?

Я снова сажусь и вытягиваю ногу на свет, проникающий снаружи. Стараясь при этом как можно больше прикрыть ноги одеялом. Леви не должен их увидеть. Ступня так распухла, что кажется принадлежащей не мне, а кому-то другому!

– Вот дерьмо-то, а! – ругается Леви, сразу же извиняясь. А ведь он прав. Я быстро опускаю ногу.

Снова пытаюсь встать, и как-то мне это удается.

– Ты думаешь вообще, что делаешь?

Я вопросительно смотрю на него. Встаю, нет?

– Нога у тебя выглядит так, словно ее насосом надули. Я отнесу тебя к машине.

Я чуть не расхохоталась во все горло. Это он всерьез? Качаю головой и, шатаясь, наклоняюсь за рюкзаком. Блокнот отсырел. Письма к Иззи, думаю, не выжили. Недолго думая, засовываю его обратно в рюкзак и, прихватив вещи, запихиваю их туда же. Все равно рюкзак сырой, и это уже не имеет значения. Следом утрамбовываю туда обувь, по-прежнему раскачиваясь на одной ноге. Остается только Мо.

– Вперед! Я возьму его. – Леви намеревается ухватить рюкзак и меня, но я отскакиваю в сторону и на одной ноге прыгаю к двери. Раз, два, три. Выглядит это, должно быть, по-дурацки, но мне все равно. Хуже удается игнорировать боль, пронзающую ногу с каждым скачком.

О нет! Одеяло начинает соскальзывать. В последний момент подхватываю его, зато рюкзак грохается на пол, а за ним чуть было не падаю и я сама.

– Быстрее! Сейчас они нас обгонят! Просто прыгай дальше. Это не так уж и трудно. Ты ведь до сих пор прекрасно знала, как это делается.

Иззи сердится на меня, потому что мы проигрываем соревнование по прыжкам в мешках, а она ведь непременно хотела, чтобы мы втиснулись в этот большой мешок вдвоем. Меня душит смех. Иззи ругается на чем свет стоит, а я корчусь, потому что мне ужасно смешно. Мы теряем равновесие. Нас уже кто-то обгоняет, и Иззи пытается прыгать одна. Вскрикнув, мы падаем. Мы – куча из ног и рук, над и между нами грубый колючий мешок. Волосы у Иззи торчат во все стороны, у меня на глазах слезы. Наконец Иззи, не выдержав, прыскает. Мы хохочем до упаду, пока все у нас не начинает болеть от счастья.

Вдох, выдох, Ханна! Ты сможешь! Оглянувшись через плечо, я вижу стоящего со скрещенными на груди руками Леви и Мо, предателя, сидящего рядом с ним.