Тишина (СИ)

- Что здесь происходит? – жестко прозвучал вопрос Тома, который на самом деле оказался тем самым Томом. Но в данную секунду меня это беспокоило меньше всего.

- Здравствуй, - немного глупо вышло, зачем я это сказал?

- Виделись. Что ты тут забыл, Георг? – он словно пытается угрожать мне голосом.

Я, не удержавшись, посмотрел на Билла, лицо которого преобразилось сейчас до неузнаваемости, выражая застывшее напряжение. Все предыдущее как волной смыло.

- Может, выйдем, Том? Нам есть, о чем побеседовать.

- Мне не о чем с тобой беседовать, - ледяным тоном ответил Том.

Зачем же так грубо, Том? Теряешь хватку. Раньше ты мог и взглядом остановить меня. Впрочем, мне не привыкать.

- А придется, – безапелляционно заявил я, понимая, что все опять начинается по новой, и эмоции, все же, берут надо мной верх.

- Сомневаюсь. Но, все же, спрошу. Ты преследуешь меня? - а как же, последнее слово всегда за тобой.

- Ты не понял Том, - все же, собравшись, спокойно начал я, - что же, раз ты решил разговаривать при своем подопечном, то сообщаю тебе, что я - представитель Берлинского центра поддержки. Я направлен сюда с целью наблюдения за Вильгельмом Каулитцем, то есть Биллом. Так понятнее?

- Это шутка такая?

А я надеялся, между прочим, на нормальный диалог, но Том продолжил развивать свою мысль:

- Ещё один долбаный психотерапевт. Ну-ну, - язвительно прошипел он.

Этого я уже выдержать просто не мог. Злость моментально набрала обороты, и я выплюнул:

- Я не психотерапевт. Я из социальной службы. Надеюсь, разницу ты улавливаешь? Если захочешь нормально переговорить, телефон я оставил. Позвольте откланяться.

Я, все же, идиот, еще и шутовской поклон отвесил.

Чуть остыв, я зачем–то, добавил:

- У Билла температура, пригласи врача.

Какое мне дело? Это же он с ним живет. Четов Том, чертов Том - гребаный Холт.

Преследую. Пошел ты на х*й! Преследую...

Это слово неприятным осадком оцарапало внутренности.

На нижнем этаже в вестибюле большая зеркальная панель заставила меня буквально натолкнуться на свое отражение. Злобный темный взгляд, слегка вылезшие из хвоста светлые длинные пряди, и я предсказуемо начинаю желать постричься. Ещё раз вглядываюсь в себя, чуть успокоившись, размышляя о своей привлекательности. Да, фигура в норме, да, не урод, но нет чего-то особо притягательного. Такого, чтобы крышу сносило. Нет.

Для секса… для секса, которым и я заболел в свое время, я пригоден, а для того, чтобы за меня держаться - нет.

Теперь уже быстрый удрученный взгляд, и этого достаточно для того, чтобы снова начать тихо себя ненавидеть - за то, что посмел пожалеть себя. И снова из-за него.

Да пошло оно все.

И я пошел. Домой.

Нет. Не совсем.

***

Рука заныла ближе к ночи, и, несмотря на возможность выпить лекарство, я пью совсем другое. В баре. Куда пришел с целью снять кого-нибудь. Что-то животное, проснувшееся внутри, потянуло сюда снова. За наслаждением. За запахом пряного пота на висках. За запахом секса, стоящим в воздухе. За стальными чужими пальцами, которые не станут жалеть мою кожу. За тем, чтобы временно заглушить желанием болезнь, которой я заразился когда-то. И, как назло, все парами, я один в баре, я пью, что это значит? Мне не с кем провести вечер, и это неприятно. Такого никогда не было. А сейчас словно у меня на лице написано – бойся меня – я любитель пожестче!

Что, спрашивается, в этом плохого?

Двойной «Джек Дэниелс», на удивление, кажется сейчас безвкусным, и нет приятной терпкости на языке, одна сплошная горечь. Но разбавлять упорно не желаю. Хочу вернуть тот самый вкус. Что-то в этой мысли не дает успокоиться судорожно забившемуся сердцу. Нет, Георг! Этого ты вернуть не хочешь! Не хочу. Не этого.

Постепенно зал заполняется людьми, словно в течение нескольких минут они в геометрической прогрессии размножились в моих глазах. Что самое обидное, все они до безобразия одинаковы, будто клонированы. Ни одна черта лица не застревает в памяти, ни на чем не останавливается взгляд. Принял я на грудь достаточно, и помутневший взор заелозил по окружности в поисках выхода. Пора двигать, сегодня не тот день.