Тишина в Хановер-клоуз

— Да, это длительные переговоры. Понимаете, они не завершаются за несколько месяцев.

На его лице снова промелькнула нерешительность, тень сомнения — или коварства? Где-то тут крылась ложь, причем обман заключался не в самих словах, а во вкладываемом в них смысле.

Питт высказал догадку, но сформулировал ее не в виде вопроса, а в виде утверждения.

— И часть этой информации стала известна другой стороне. Ваши переговоры шли трудно.

— Да, — медленно проговорил Эшерсон. — Но только отдельные фрагменты — хотя о них можно было и догадаться. Немцы не дураки.

Питт понимал, что делает Эшерсон: обеспечивает пути к отступлению. Но для кого? Роберт Йорк мертв. Может, Эшерсон использует его в качестве прикрытия для кого-то, кто еще жив? Себя? Пурпурной? Вероники? Кого-то из Данверов?

— Когда был последний случай утечки этой информации и передачи ее немцам? — спросил Томас. — Полагаю, мы можем быть уверены, что информация не попала к французам?

— Ну… — Эшерсон смутился. — Да, она определенно не была передана французам, но насчет немцев я не знаю. Утверждать ничего нельзя. Такого рода информация может использоваться не сразу, а через некоторое время после получения.

Резонно, но Питт был убежден, что это тоже отговорка. Что стоит за поведением Эшерсона: он просто не доверяет никому, кроме коллег, или кого-то защищает?

Инспектор попытался зайти с другой стороны.

— Но это не стало серьезным препятствием для переговоров?

— Нет, — быстро согласился Эшерсон. — Как я уже сказал, это могли быть просто догадки немцев. Но французы, совершенно очевидно, тут ни при чем.

— Тогда ради этого нет смысла убивать.

— Что?

— Нет смысла убивать, чтобы скрыть утечку, — осторожно повторил Питт.

Эшерсон молчал. Сжав губы, он смотрел в пространство освещенной лампами комнаты. Питт ждал.

— Думаю, — наконец нарушил молчание Эшерсон, — вы ошибаетесь. Это было неудачное ограбление.

— Нет, мистер Эшерсон, именно эту версию можно исключить, — покачал головой Питт. — Если это не государственная измена, значит, убийство, причем преднамеренное, совершенное по личным мотивам кем-то из знакомых Роберта Йорка.

Эшерсон ждал; его лицо заметно расслабилось. Питт мог точно назвать момент, когда в голову хозяина пришла эта мысль.

— Вы хотите сказать, что Роберта Йорка ограбил кто-то из знакомых, человек, который бывал в доме и знал, где искать ценные вещи?

— Нет. Все эти вещи не стоят и сотни футов — а к тому времени, как их сдадут, даже меньше, хотя этого так и не случилось.

— Сдадут?

— Будут проданы скупщику краденого.

— Так и не случилось? — осторожно переспросил Эшерсон. — Вы уверены?

— Уверен, мистер Эшерсон.

— Ага. — Тот опустил взгляд в пол; лицо его выражало крайнюю степень сосредоточенности. Лампы освещали его серые глаза и черные ресницы.

Питт не шевелился, позволяя молчанию сделать свое дело. Из холла доносились быстрые шаги кого-то из слуг; стук башмаков по паркету замер в дальнем конце коридора, и послышался хлопок двери.

Наконец Эшерсон принял решение и поднял взгляд на Питта.

— Пропали и другие документы, — тихо сказал он. — Более важные. Но ни один из них не был использован нашими врагами. Одному Богу известно, почему.

Питт не удивился, но удовлетворения тоже не испытывал. Он все еще надеялся, что ошибся и появится какое-нибудь другое объяснение. Интересно, это вся правда или только часть? Он посмотрел на мрачное, несчастное лицо Эшерсона и понял, что тот говорит искренне — по крайней мере, пока.

— Вы уверены?

— Да. — На этот раз Эшерсон не колебался. — Да. Документы пропали на какое-то время, а потом оригинал заменили копией. Больше я вам ничего не могу сказать.

— Несомненно, они используют эти документы, когда придет время, — уверенно сказал Питт. — Возможно, они не торопятся, чтобы не раскрыть свой источник, защищают его, пока он им полезен.

Эшерсон опустился на подлокотник одного из кресел и замер в неловкой позе.

— Это ужасно. Я надеялся, что это просто неосторожность Роберта, но если его действительно убили из-за документов, то это неразумно. Боже, какая трагедия!

— А после его смерти ничего не пропадало?

Эшерсон покачал головой.

— Вы встречали красивую женщину, высокую и стройную, с темными волосами, в одежде необычного пурпурного цвета?

— Что? — Эшерсон с изумлением посмотрел на него.

— Розовый, с оттенком синевы, как у цикламена или фуксии.

— Я знаю, что такое пурпурный цвет, глупец! — Эшерсон внезапно закрыл глаза. — Проклятье! Простите. Нет, я ее не видел. Она-то здесь при чем, черт возьми?

— Не исключено, что именно эта женщина склонила Йорка к государственной измене, — ответил Питт. — У него мог быть с ней роман.

— У Роберта? — искренне удивился Эшерсон. — Я не видел, чтобы он обращал внимание на других женщин, кроме Вероники. Он… не был дамским угодником. Очень разборчивый, из тех мужчин, что обладают отменным вкусом. И Вероника его обожала.