Я шагнула к ней, под ногами чавкали грибы и гниль. Здесь не было паутины, не было летучих мышей и мышиного помёта. Шум воды стал громче. Меня охватило жуткое чувство, что я нахожусь совершенно не в том месте, где предполагаю, и если обернусь, то не увижу лестницы – только протянувшийся в бесконечность замшелый коридор.
Крепко-крепко зажав в кулаке медальон, я решительным шагом пошла по коридору. Мне показалось, что я вижу, как по стенам прыгают шепчущиеся и шипящие тощие тени, и я побежала, спотыкаясь на неровных плитах и уверенная, что видела впереди Динь – размытую и грустными глазами глядящую на меня с порога покосившейся двери. Лампа выскользнула у меня из пальцев и погасла в густой жиже, но я не остановилась. Откуда-то издалека донеслись крики и рокот как от сотен бегущих ног… И вот я у двери. Динь исчезла. Я вбежала внутрь, захлопнула за собой дверь и крепко зажмурилась.
Глаза я открыла, почувствовав, что стою по щиколотку в воде. Она не была ни тёплой, ни холодной. На меня подул пронизывающий затхлый ветер, и я поняла, что стою в обширной, буквально бесконечной топи. Небо было очень тусклым, не дневное и не ночное, – какие-то тоскливые неизменные сумерки, ни звёзд, ни луны. Это было скорее не небо, а свод, словно топь находилась под землёй, в необъятном помещении. Тут и там, поблёскивая в воде, плавали золотистые светильники.
Я обернулась назад. Дверь стояла сама по себе, просто прямоугольник на крошечном убогом островке, и за ней ничего – только топь, простирающаяся до самого горизонта.
«
Стояла тишина, если не считать шёпота ветра и тихого плеска воды. Впереди, на покрытом травой бугорке, стоял домик. Дым из покорёженной трубы не шёл, и он выглядел заброшенным. Я стала пробираться к нему через топь, перепрыгивая с островка травы на кочку, с кочки на камень, держа медальон в высоко поднятой руке. Из него лился мягкий свет, окружив меня серебристой дымкой.
В тумане плавали призраки, силуэты в лодочках с маленькими светильниками. Один проплыл совсем близко, и я увидела, что внутри стеклянной сферы не огонь, а подсвеченное письмо. «
Один из призраков заметил меня и подплыл ближе, глядя на меня молящими глазами. Это была женщина лет тридцати в изношенном и грязном старомодном платье; у неё не было ни свечки, ни светильника, в руке она держала только высушенный цветок, в котором трепетала крошечная мерцающая искра.
– Ты Блэкбёрд? – прошептала она. – Они меня сожрут, если ты мне не поможешь. У меня так мало света. Мне ни за что не пройти мимо них.
Я кивнула, но шаг не замедлила.
– Я дам тебе монету, – сказала я, роясь в кошельке на поясе. – Но больше я ничего не могу…
В воздухе затрещал мороз. Призрак всё приближался и приближался. И вдруг, без всякого предупреждения, она бросилась на меня, пытаясь выхватить мой медальон с его ярким серебряным светом.
Меня накрыло волной леденящего холода.
– Нет! – закричала я, вырываясь. – Это моё. Это
– Но я
Я вытащила из мешочка полынь, бросила горсть в воздух и метнулась под падающие крошки, умоляя их спрятать меня. Видимо, полынь со своей задачей справилась, потому что женщина отстала от меня, застыв на месте с голодным, опустошённым выражением на лице. Я побежала по зелёной воде к берегу островка, на котором стоял дом. Оглянувшись, я увидела, что она стоит по колено в воде, её цветок слабо светится, а из темноты к ней медленно приближается нечто многоногое и многоглазое. Рванув на себя прогнившую дверь, я вбежала в дом.
Внутри всё было черным-черно. Высоко подняв медальон, я осветила нечто похожее на скопище маленьких комнат, сходящихся под странными несуразными углами. Повсюду были признаки ведьмовства: высокое зеркало в золочёной раме, магический шар, корзины с высушенными травами и кореньями, кипы книг и пергамента. Однако здесь не оказалось ничего похожего на изысканные инструменты из бронзы и серебра, как в кабинете моей матери. Только тёмные предметы: черепа, железные щипы и бутылочки с консервированными глазами.