Тит. Божественный тиран

Я подумал о последователях Христа. Они уверяли, что по их вере в каждом человеке, будь то еврей, римский гражданин, или даже раб, есть искра Божья. А Христа распяли так же, как рабов, восставших под предводительством Спартака. Потом Он воскрес, и отныне любой, даже самый ничтожный человек мог обрести спасение. Как пережить ужасы войны и рабства, без веры в Христа?

Я молился этому Богу, победившему смерть. Мне, месяцами ходившему по трупам, видевшему, как кровь море становится красным от крови, была необходима надежда, которую Христос дает людям. Я хотел верить, что люди, чьи истерзанные тела я видел, и чьей единственной виной было то, что они принадлежали побежденному народу, однажды воскреснут.

Один Христос в отличие от всех божеств, в честь которых воздвигали статуи в городах империи и в лагерях легионов, не требовал жертвоприношений. Перед ним не нужно было убивать ни людей, ни детей, ни животных. И, чтобы стать одним из Его последователей, не нужно было обрезать кожу на члене. Даже необрезанный мог молиться Христу.

Я просил Его воскресить мертвых. Я просил у Него прощения за то, что участвовал в сражениях.

Несколько дней я провел в одиночестве. Мне нужно было освободиться от всего, что я видел и делал в Йодфате, Тарихее и Тибериаде.

Однажды утром гонец передал мне приказ Флавия Веспасиана: я должен отправиться к императору Нерону, чтобы объявить ему о победах, одержанных легионами, а также о скором прибытии судов с шестью тысячами еврейских рабов на борту. Эту добычу полководец Флавий Веспасиан вручает своему императору.

Значит, мне снова предстоит приблизиться к человеку, которого последователи Христа называли Зверем или Антихристом.

ЧАСТЬ II

10

В Галилее я столкнулся с жестокой резней, которая сопровождает любую войну, но забыл о ревности, пороках, извращениях, доносах, малодушии и страхе, то есть таких же неотъемлемых атрибутах императорского двора Нерона, как и смертельный яд.

Я вспомнил о них сразу, как только вошел в Коринфский дворец, в котором находилась резиденция императора.

Стражники, наполовину обнажив меч, рассматривали меня. Их центурионы, германцы с ледяными глазами, задавали мне вопросы. Я знал, что достаточно одного взгляда Нерона или его префекта преторианца Тигеллина, чтобы меня зарезали. Наконец мне было позволено пройти в огромные залы, где толпились вольноотпущенники Нерона, Эпафродит и Фаон, его супруга Стацилия Мессалина и распорядительница наслаждениями Кальвина Криспинилла. Они окружили меня и принялись расспрашивать.

Почему война так затянулась? Неужели евреи более искусны, чем солдаты Рима?

Они хотели, чтобы я потерял уверенность.

Нерон подозревал, что в окружении Флавия Веспасиана и Тита против него готовится заговор. Разве я не был другом Сенеки? Правда, что Флавий Веспасиан обращается как с высоким гостем с этим еврейским полководцем, который сражался в Йодфате с римскими легионами и противостоял им почти два месяца? А Тит действительно стал любовником Береники? Зачем тогда воевать с евреями, побеждать их, если мы верим их предсказаниям, берем к себе в постель еврейских женщин, если мы даже почитаем их бога, если, как это сделал Тит? Если превозносим их мужество, говоря, что они сражаются за свою свободу и родину?

Мне шепнули:

— Нерон не доверяет ни Веспасиану, ни Титу, ни тебе, Серений.

Император создал фалангу гигантов, состоящую из солдат ростом не ниже шести футов. Он назвал ее «Фалангой Александра», но Веспасиан и Тит, затянувшие войну в Галилее и Иудее, помешали ему воплотить великий замысел — совершить поход к реке Инд.

Нерон не станет мириться с тем, что кто-то коварно препятствует его планам, твердили вокруг. Меня хотели запугать, превратить в доносчика. Они расспрашивали о еврейском полководце Иосифе, — его ведь так зовут? — которого когда-то принимала Поппея и которому Нерон оказал милость, освободив раввинов. Иосиф пообещал Флавию Веспасиану империю? А какова на самом деле роль Береники? Евреи хотят захватить власть в Риме?

Мне стало страшно. Я обнаружил, что вокруг Веспасиана и Тита кишат шпионы, что окружение Нерона погрязло в слухах, обвинениях и клевете. Я узнал Спора и Пифагора, которые участвовали во всех его извращенных развлечениях. Я видел молодых греков с надушенными гладкими телами, и нельзя было определить, юноши это или девушки. Но для Нерона это не имело значения — чудовище любило пороки, и каждую ночь приходилось придумывать все новые игры, чтобы император мог достичь наивысшего наслаждения, в котором, по его словам, черпал вдохновение.

Я подошел к Нерону.

На его голове красовался венок олимпийца из ветвей оливкового дерева и лавра. Он, лежа, перебирал струны кифары и пел мягким голосом. Казалось, этот голос принадлежал не ему, такими тяжелыми, опухшими и омерзительными были его лицо и тело.

Он поднес изумруд сначала к правому глазу, потом к левому и спросил:

— Тебя прислал Веспасиан?