Я получил за труд лишь зоб, хворобу(Так пучит кошек мутная вода,В Ломбардии — нередких мест беда!),Да подбородком вклинился в утробу;Грудь — как у гарпий; череп, мне на злобу,Полез к горбу; и дыбом — борода;А с кисти на лицо течет бурда,Рядя меня в парчу, подобно гробу…Свисает кожа коробом вперед,А сзади складкой выточена в строчку,И весь я выгнут, как сирийский лук.Средь этих-то докукРассудок мой пришел к сужденьям странным(Плоха стрельба с разбитым сарбаканом!):Так! Живопись — с изъяном!Но ты, Джованни, будь в защите смел:Ведь я — пришлец, и кисть — не мой удел!МикеланджелоКондиви.
…Папа Юлий захотел, чтобы Микеланджело про-трогал свое произведение; но Микеланджело, предвидя, чего будет стоить вторичное возведение лесов, ответил, что то, что он хотел добавить, не имеет такой важности. «Однако следовало бы его протрогать золотом», — сказал папа. На это Микеланджело возразил с присущей ему в разговоре с папой фамильярностью: «Я не вижу людей, одетых в золото». «…Без золота это будет бедно», — отвечал папа. «Люди, которые там. изображены, были тоже бедны», — сказал Микеланджело и, обратя все в шутку, остался при своем.
…Расписывая Сикстинскую капеллу, Микеланджело так приучил свои глаза смотреть кверху на свод, что потом, когда работа была окончена и он начал держать голову прямо, почти ничего не видел; когда ему приходилось читать письма и бумаги, он должен был их держать высоко над головой. Понемногу он опять стал привыкать читать, глядя перед собою вниз. Это обстоятельство показывает, с каким вниманием и с каким рвением Микеланджело работал над расписыванием капеллы
Вазари.
.. Никогда не создавалось и создать невозможно произведения и столь превосходного, да и подражать ему очень трудно. Оно и теперь является светочем нашего искусства, столько пользы и света принесло оно живописи, что хватило его, чтобы осветить весь мир, пребывавший во мраке сотни лет.