— Про Апрель совсем ничего? — тихо спросил он.
— Совсем. И про Джина тоже.
— Даже не знаю, что с ней теперь будет.
После трапезы все под руководством Билла взялись заканчивать третью хижину. Уже имея опыт строительства двух предыдущих, Билл довел процесс едва ли не до совершенства. Работа была не тяжелая, но страшно нудная; они запросто ворочали здоровенные бревна, но тратили кучу времени на то, чтобы перепилить даже самые мелкие. Соответственно и результаты труда получались довольно неказистые.
Когда закончили, Кельвин занял предназначенную ему хижину, а Август перешла в новую. Габи выглядела совсем растерянной. В конце концов ей удалось выдавить, что она пока погуляет по округе и вернется только через несколько часов. С несчастным видом она побрела прочь.
Билл и Сирокко глядели друг на друга. Наконец Билл пожал плечами и кивнул в сторону оставшейся хижины.
Внутри, испытывая некоторую неловкость, Сирокко села. Ей хотелось задать столько вопросов, но она не знала, с чего начать.
— Как у тебя прошло? — наконец спросила она.
— Если ты о времени между столкновением и пробуждением здесь, то я тебя разочарую. Совсем ничего не помню.
Протянув руку, она осторожно погладила его лоб.
— И никаких головных болей? А головокружения? Надо бы Кельвину тебя осмотреть.
Билл нахмурился.
— Меня ранило?
— Да. И скверно. Все лицо у тебя было в крови, и ты потерял сознание. Только это я за считанные секунды и успела заметить. Но мне показалось, что у тебя пробита голова.
Билл коснулся своего лба, пробежал пальцами по вискам и затылку.
— Ничего такого не прощупывается. И синяков никаких не было. Знаешь, Сирокко, я…
Она положила руку ему на колено.
— Зови меня Рокки, Билл. Наверное, только из твоих уст меня эта кличка и не доставала.
Он помрачнел и отвернулся.
— Хорошо, Рокки. Я вот о чем хотел с тобой поговорить. Дело даже не в том… темном периоде, как его называет Август. Ведь я не только его не помню. У меня и о многом другом представление крайне туманное.
— Например?
— Например — где я родился, сколько мне лет, где я вырос и в какую школу ходил. Я представляю себе лицо моей матери, но не помню, как ее зовут, и не знаю, жива она или умерла. — Он потер лоб.
— Она жива и здорова. А живет в Денвере — где ты, между прочим, и вырос, — негромко сказала Сирокко. — Так, по крайней мере, было, когда она приглашала нас на твое сорокалетие. Зовут ее Бетти. Мы все ее очень любили.
Биллу вроде бы полегчало, но затем он снова повесил голову.
— Полагаю, это должно что-то значить, — сказал он. — Ее я все-таки запомнил, потому что она для меня важна. И тебя я тоже запомнил…
Сирокко заглянула ему в глаза.
— Но забыл, как меня зовут. Кажется, ты именно в этом никак не можешь мне признаться?
— Ага. — Билл совсем стушевался. — Вот чертовщина, правда? Август сказала мне твое имя, но не сообщила, что я звал тебя Рокки. Кстати, очень милое прозвище. Мне нравится.
Сирокко рассмеялась.
— Всю свою взрослую жизнь я пыталась от него избавиться, но вся таю, когда мне его нашептывают в самое ухо. — Она взяла его за руку. — Что ты еще про меня помнишь? Помнишь, что я была капитаном?
— Да, конечно. Даже помню, что ты была первой женщиной, под чьим началом я служил.
— В невесомости, Билл, неважно, кто у кого под началом.
— Но я вовсе не это… — Поняв, что Сирокко шутит, Билл улыбнулся. — Насчет этого я тоже, между прочим, сомневался. Мы вообще-то… в смысле, мы?..
— Трахались, что ли? — Она покачала головой — но не отрицая сказанное, а просто от удивления. — Как кошки. При каждом удобном случае. С тех самых пор, как я прекратила доставать Джина с Кельвином и заметила, что лучший мужчина на борту — мой старший механик. И знаешь, Билл, ты не обижайся, но мне даже нравится, что ты так себя держишь.
— Как "так"?
— Ну, что ты никак не мог заставить себя спросить, были мы… "в интимной близости" или нет. — Паузу перед "интимной близостью" она выдержала самую что ни на есть театральную и стыдливо опустила глаза. Билл рассмеялся. — Ты был точно таким же, когда мы только познакомились. Застенчивым. Похоже, теперь все как бы начнется снова, с самого начала. А в самом начале всегда все как-то по-особенному, правда? — Подмигнув ему, Сирокко подождала приличествующее время. Когда же Билл никак не отреагировал, она сама подошла к нему и прижалась потеснее. Ничего удивительного для нее тут не было; в тот первый раз ей тоже пришлось самой открыть свои чувства.
Когда поцелуй прервался, Билл оглядел ее и улыбнулся.
— Я хотел сказать, что люблю тебя. А ты меня всю дорогу перебиваешь.
— Этого ты раньше никогда не говорил. Быть может, тебе не стоит связывать себя обещаниями, пока память окончательно не вернется?
— Думаю, раньше я просто не понимал, что люблю тебя. Кроме того… все, с чем я остался, было твое лицо и это чувство. Я в него верю. И знаю, что говорю.
— Гм. Очень мило. А ты, случайно, не помнишь, что за этим обычно следует?
— Уверен, немного практики — и все вернется.
— Тогда тебе, кажется, снова пора послужить под моим началом.