— Да, это так. Мои снадобья безусловно удалят заражение, вызванное малыми паразитами. Не знаю, правда, как они скажутся на его обмене веществ. Между прочим, не могу обещать, что мое лечение не повредит тому насосу, что качает его жизненную жидкость. Не знаю также, где этот насос расположен.
— Вот здесь, — пропела Сирокко и ударила себя в грудь.
Уши титаниды подскочили и опустились. Потом она прижала одно ухо к груди Билла.
— И правда, — пропела она. — Воистину, Гея мудра и не говорит, зачем вращается.
Сирокко испытывала тягостное замешательство. Представления о микробах и об обмене веществ в компетенцию знахаря вообще-то входить не должны. Но те слова переводились именно так, и не иначе. В то же время лекарша сознавала, что ее медицина может повредить человеческому организму.
Но Кельвина все не было, а Билл умирал.
— Простите, пожалуйста, а вот это зачем? — пропела лекарша. Держа Билла за пятку, она осторожно перебирала его пальцы.
— Ну, это… — начала было Сирокко, но не сумела подыскать слова для обозначения эволюционных рудиментов. Понятие об эволюции у титанид было — но только не применительно к живым существам. — Они помогают поддерживать равновесие, хотя и не так уж необходимы. Можно сказать, это промашка. Или несовершенство замысла.
— О да, — вполголоса затянула лекарша. — Гея допускает ошибки, это известно всем. Взять, к примеру, того, с кем я много мириаоборотов тому назад впервые задосовокупилась. — Сирокко хотела было перевести тяжеловесную конструкцию просто как "моего мужа", но не вышло. С таким же успехом подходило и "мою жену" — а вернее, без всякого успеха, так как и то и другое было в равной мере ошибочно. Заключив наконец, что все эти тонкости совершенно непереводимы, Сирокко опять вспомнила про свои заботы.
— Сделайте для моего друга, что сможете, — пропела она. — Вручаю его вам.
Лекарша кивнула и взялась за работу.
Для начала она обмыла рану бурой жидкостью. Потом обмазала ее желтым желе и прилепила к коже крупный лист — "чтобы выманить малых пожирателей его плоти". По мере того как Сирокко наблюдала, надежды ее то оживали, то снова рушились. Лист и фраза насчет выманивания пожирателей никакого впечатления на нее не произвели. Слишком уж примитивно. Впрочем, перевязывая ралу, лекарша воспользовалась повязками, взятыми из заклеенных пакетов, которые, по ее словам, были "очищены от паразитов".
В процессе работы титанида с громадным интересом изучала тело Билла, то и дела мурлыча изумленный мотив.
— Кто бы мог подумать… мышца? Здесь? И так крепится? Ведь это все равно что ходить на сломанной ноге… нет, просто не верится. — Одновременно она награждала всевозможными эпитетами Гею — и мудрая она, и бесконечно изобретательная, и безмерно искусная, и дура набитая. Титанида также заметила, что Гея, как и всякое божество, обожает откалывать веселые шутки — это замечание последовало после внимательного осмотра ягодиц Билла.
Вся в поту, Сирокко смотрела, как лекарша заканчивает свою работу. Ладно, по крайней мере она не трясла тут всякими шаманскими погремушками, не чертила на песке магических символов и не колола иголками восковых куколок. Впрочем, завязав последний узел на повязке, титанида затянула целебную песнь. Но Сирокко решила, что песнь Биллу не повредит.
Склонившись над Биллом, лекарша обхватила его за талию и нежно прижала к себе. Потом пристроила у себя на плече его голову и приставила губы к самому его уху. Раскачиваясь взад и вперед, она мурлыкала ему бессловесную колыбельную.
И Билл понемногу перестал дрожать. Выражение его уже далеко не столь бледного лица делалось все умиротвореннее. Таким Билл не был со дня своего ранения.
А через несколько минут Сирокко могла бы поклясться, что он улыбается.
ГЛАВА XV
Сирокко обнаружила у себя несколько предубеждений, которые следовало развеять.
Самым очевидным представлялось первое. Когда появившийся перед нею Си-бемоль оказался, не считая половых органов, почти точной копией До-диез, Сирокко заключила, что различать титанид будет непросто.
Однако компания, прибывшая по призыву До-диез, порядком напоминала сбежавших из парка культуры и отдыха персонажей красочной карусели.
Лекарша щеголяла изумрудно-зеленой кожей и роскошным пушистым хвостом. Все остальные части ее тела покрывала густая снежно-белая шерсть. Компанию ей составляла другая шерстистая: рыжеватая блондинка в лиловых яблоках. Был там также пегий в бело-бурых тонах и еще один — совсем без волос, если не считать хвоста, и с бледно-голубой кожей.
Последняя титанида из той группы обманчиво казалась бесшерстной; на самом же деле конская шкура была у нее не только там, где это представлялось естественным, но и на человеческом торсе. Раскрашена она была на манер зебры — но не в черные и белые, а в ярко-желтые и ослепительно оранжевые полоски; волосы же на голове и хвосте отливали сиреневым. Даже отвернувшись от нее, Сирокко облегчения не испытала: яркий образ словно въелся в сетчатку.