«Титаник»: рейс, который должен войти в историю (СИ)

Он не мог себе не признаться, что недооценивал этого молодого человека. Так иногда бывает: ты смотришь и видишь не все, что есть — в этом смысле каждый из нас похож на айсберг, когда большая часть личности скрыта от глаз. Да, внешнее спокойствие зачастую обманчиво… За ним может скрываться все, что угодно. Такое спокойствие может длиться долго, но в какой-то момент поступок диктуется уже не спокойствием, а импульсом; так вулкан дремлет сотни, тысячи лет, а потом происходит взрыв, нарушающий установившийся ход вещей. Неужели и с людьми так же? Да, очевидно, что именно так и есть…

Первый помощник капитана слышал, как резко молодой человек обошелся с Брюсом Исмеем, как до последнего сохранял спокойствие и по меньшей мере дважды был готов пожертвовать собой. Они вдвоем до последнего оставались на тонущем корабле, а затем вернулись… Да, такими мыслями мистер Мэрдок вряд ли с кем-либо мог поделиться — разве что с самим мистером Лоу. Только почему Уильям не мог избавиться от этого непонятного чувства тревоги? Возможно, он думал, что эта временами проявляющаяся вспыльчивость может навредить молодому человеку.

О мисс Бэйли мистер Мэрдок не мог сформировать сколько-нибудь четкого представления. Однако первый помощник с изумлением как-то поймал себя на мысли о том, что мистеру Лоу, пожалуй, и не стоило ее спасать. Такая мысль не была обоснована, она словно и не принадлежала мужчине.

В это самое время в доме Эндрюсов стояла напряженная тишина. Но тишина эта была не физическая: повсюду то и дело мелькала прислуга, слышались шаги и возгласы, в детской смеялась маленькая девочка.

Мистер Эндрюс стоял посреди гостиной, и его голову посещали невеселые мысли.

Ведь не может катастрофа случиться снова? Теория вероятности непременно дала бы этому самый низкий процент. И тем не менее, расстроенные недавним происшествием с «Титаником» нервы инженера не желали подарить ему спокойствие.

Отъезд был назначен через два часа. Из дома уже были собраны все необходимые вещи, которые семья собиралась перевезти с собой в Англию. Быть может, стоило пойти в кабинет и попробовать почитать?

— Томас, — послышался сзади, со стороны коридора, голос жены. Девочка захныкала, увидев, что мать покидает ее, и Хелен пришлось на секунду снова заглянуть к дочери: — Тише, родная, мама сейчас вернется! — затем все ее внимание обратилось на мужчину, стоящего перед ней. — Томас, когда мы выезжаем? Ты уже отправил наш багаж в порт?

— Выезд через два часа, — рассеянно ответил мистер Эндрюс, склонив голову и с грустной улыбкой вглядываясь в личико супруги.

— Не волнуйся, все непременно будет хорошо, — Хелен не глядя нашла его руку. — «Адриатик» надежный корабль, и люди на нем столь опытные.

— На «Титанике» тоже была замечательная команда, и он тоже считался надежным кораблем. Самым надежным. Даже непотопляемым… — произнес мистер Эндрюс, прежде чем сумел понять, что такое замечание вряд ли уместно. Неосторожность привела его сейчас в положение, когда ему приходилось вглядываться в светлые глаза миссис Эндрюс, пытаясь отличить в них хоть малейшее выражение горечи или обиды.

— Я знаю, как ты переживаешь, но это пройдет. Вместе мы со всем справимся, — медленно улыбнулась молодая женщина. И показалось, что с этой улыбкой вдруг рассеялось то напряжение, что охватывало весь дом еще миг тому назад. Хелен помедлила и снова задала вопрос: — Так ты уже отправил багаж?

— Да, — с готовностью ответил мужчина. Потом с секунду поколебался и все-таки позволил себе поцеловать жену в висок, отодвинув двумя пальцами чуть вьющийся светлый локон. — Спасибо, что всегда меня понимаешь, моя девочка.

В то же время, в одной из гостиниц Нью-Йорка

Быстрее всего получилось достать свою записную книгу. Страницы в ней были безнадежно испорчены, чернила расплывались, и понять что-либо из написанного мне удавалось скорее больше по памяти. Сейчас она хранила смятый лист бумаги, который мне хотелось сжечь и который хотелось оставить… Этот маленький листочек имел огромную власть — он не позволял мне передумать, и поэтому когда возник вопрос, как мне прогнать вновь появившуюся нерешительность, я выудила этот клочок бумаги, испещренный красивым, но непонятным почерком. Содержание было следующим:

«Здравствуйте, мисс Бэйли! Точнее, как мне теперь позволено сказать — здравствуй, Алекс.