Титаник. Рождение и гибель

Вчера в Куинстаун на борту «Адриатика» прибыл мистер Брюс Исмей, и его встречала миссис Исмей. Чиновники таможни и официальные лица «Уайт Стар Лайн» были единственными, кого допустили на борт кроме пассажиров.

Сэр Дж. Наттинг из Дублина, прибывший из Нью-Йорка, сообщил, что мистер Исмей не жаловался на сенатском расследовании катастрофы «Титаника», но высказал мнение, что отдельные американские газеты были несправедливы к нему, даже не дожидаясь окончания слушаний.

Кажется, мистер Исмей страдал от нервного возбуждения до посадки, но за время путешествия его здоровье улучшилось. В основном он оставался наедине с собой, его ни разу не видели на променаде, он очень редко появлялся на нижних палубах.

Все, чего он хотел, – встречи с Флоренс. Лицо «Уайт Стар Лайн» осталось в неприкосновенности и было спасено. На следующий день, 12 мая 1912 г., семья вернулась в родной Ливерпуль под громовые рукоплескания огромной толпы, собравшейся на пристани.

Бледный и измученный, он швырнул свой котелок в толпу и исчез в автомобиле, а прессе выдали заранее подготовленное вкрадчивое заявление. В нем сообщалось о невозможности обсуждать стоявшее на очереди внутреннее расследование, но от всего сердца выражалась благодарность за полученные им обращения поддержки и сочувствия.

Ливерпуль всегда был добр к Исмеям. Дж. Брюс напился досыта сочувствием, оказанным городом по его возвращении. Это вечное уважение и даже обожание морского сердца Англии вызвал его отец, великий Томас Генри Исмей.

Его любили за открытый им в прошлом веке Ливерпульский пенсионный фонд моряков, за который Исмея-старшего наградили серебряным сервизом и расписным адресом на пергаменте. На открытии «Океанской пароходной компании» Т. Г. Исмею торжественно вручили его портрет кисти прерафаэлитского художника Джона Эверетта Миллэ… Задумчивость лопнула, как мыльный пузырь, когда впереди грозно обрисовалось британское расследование. По крайней мере, он был уже дома…

Если расследование катастрофы, инспирированное американским сенатом, и несло в себе хотя бы небольшое рациональное зерно, то британское расследование, проведенное Министерством торговли, которое выдало разрешение на эксплуатацию «Титаника» с недостаточным числом шлюпок на борту, имело единственную цель – снять с себя всякую ответственность за трагедию.

Даже место для слушаний выбрали подходящее – манеж Лондонского шотландского полка. Это здание со множеством галерей и стеклянным куполом над ним было вместительным, но по этой же причине имело плохую акустику – голоса ораторов глохли и раздваивались, отражаясь эхом, поэтому часто невозможно было расслышать, о чем говорят на кафедре.

Требовалось закопать как можно глубже слухи о разломе корпуса. Ведь в этом случае на «Уайт Стар» мог обрушиться вал исков о возмещении ущерба от родственников погибших. Это было равносильно финансовому краху, посольку Дж. П. Морган вряд ли согласился бы их оплатить. Следовало все свалить на айсберг, так некстати занесенный течением далеко на юг. Ах, как выручил Лайтоллер со своей «отбеливающей щеткой». И вообще все из команды повели себя так верно, так понимающе…

Британское расследование всю тяжесть моральной ответственности за гибель пассажиров «Титаника» возложило на плечи Стэнли Лорда, капитана «Калифорниана», находившегося «так близко» от места катастрофы и не предпринявшего ничего, чтобы прийти на помощь.

Если в Ливерпуле все выглядело приподнято, надежды Исмея разбились об отчет, который он прочитал в июле 1912 г. При поверхностном рассмотрении он реабилитировал его… но почему оставались вопросы? Исмей читал, и ему хотелось дописывать между строк лорда Мерсея. Вместо обычной болтовни о методе его спасения Мерсей удостоил его тайными подозрениями, которые вызывали открытое порицание.

В ходе разбирательства нападки были сделаны в отношении морального облика двух пассажиров – сэра Космо Дафф-Гордона и господина Брюса Исмея. В задачи суда не входит разбор этих обстоятельств, и я обошел бы их молчанием, если бы чувствовал, что оно будет истолковано верно…