Имея в виду в качестве близкого друга своего старшего помощника, разумеется. А не Ганешу, с которым был едва знаком. Так, расторопный работник и не более того. Вступаться за которого прямо из цеха для разделки рыбы с ножом в руках к нему в каюту не раз (и не два!) прибегала мастер смены, характеру которой позавидовала бы сама Жанна Д’Арк. Которую Немезида всем морякам на судне, честно говоря, и напоминала. Размахивая ножом для разделки рыбы у капитана перед носом. Давая понять капитану, что с ним (а тем более — с ней!) лучше не связываться. Дороже выйдет!
Ведь Немезида была уже в предпенсионном возрасте и в случае списания с судна или даже увольнения из данной организации уже почти ничего не теряла, так как за время своей многолетней работы в море уже успела купить себе, по её словам, две квартиры в Дельфах, которые сдавала в наём, и одну в Москве. Предел мечтаний! Которую берегла для себя. И «того парня», продолжая о Нём мечтать. И даже увольнялась после этого и работала лифтёром в том же доме, в котором её купила. Периодически пытаясь найти Его в своих соседях. И находила. Но максимум — на пару дней. Но потом ей стало ни то не хватать власти, ни то просто жутко скучно сидеть в этом муравейнике, где она — никто. Абсолютно! Пустое место, не раз констатировала она. В диалогах с соседками. Которые искоса на неё поглядывали. Как на Карлитто. Немезида снова трудоустроилась в ту же самую организацию и опять пошла в моря. Где она — всё! И теперь жалела в жизни только о том, что Ганеша, очень быстро ставший её любимцем, родился слишком, слишком уж поздно! И не встретился ей «хотя бы десятью, а то и пятнадцатью годами ранее, — вздыхала она, — а уж тем более, когда я только-только начинала свою карьеру на флоте и была ещё молода и красива! Уж я-то настояла б на том, чтобы ты поступил хотя бы в «Мореходное училище» и, пусть даже заочно, отучился на мастера смены. Как и я». После того, как Ганеша неосторожно заметил в разговоре с ней, что именно это и советовал ему мастер смены на его первом судне — стать его коллегой. Узнав о том, что в армии Ганеша был командиром отделения и вынужденно командовал целой ротой молодого пополнения, когда разъехались дембеля. «И мы ходили бы вместе, — мечтательно продолжала Немезида, — пока смерть не разлучит нас! Как я уже потеряла Поноса», — внезапно добавила она. Ноту «до»… появления Ганеши. С которым, не обнаружив Ганешу в море, она, скрипя сердце, неосторожно связала свою судьбу. Скрипя и скрипя на него, путая сердце и скрипку, свой прагматичный вальс. Но тот так и не захотел учиться в «Мореходном училище» танцевать в разных сменах с ней на одном судне эти возвышенные для неё «па». И погиб прямо на рабочем месте в трюме от непосильного труда и алкоголизма. Так и не вняв Мольеру, терпеливо объяснявшему её устами, что именно этот Учитель Музыки и Танцев в одном прекрасном тогда ещё лице может обучить и его тоже грациозно шагнуть из мещан во дворянство.
Немезида и сейчас, в свои пятьдесят, была «Ещё ничего себе!» — как отмечали матросы, подмигивая Ганеше и кивая головой в сторону её каюты. «Но уже — не то», — как с усмешкой говорила о себе она, нерешительно признаваясь Ганеше в чувствах. В рабочей обстановке. Который и нравился ей только за то, что он лучше всех работал, как ей тогда казалось. После того, как тот откатал Сизифов камень. Идеальный работник! И во имя работы, во имя самых светлых идеалов… Немезида, вдохновив и оседлав своими идеями заведующего производством Эреба, не раз врывалась в каюту капитана, сбивая на своём пути все аргументы Кроноса, как кегли пехотинцев, размахивая обломком копья у его носа!
— С какими-то сумасшедшими глазами! — признавался капитан старшему помощнику. Поэтому о списании Ганеши с судна не было и речи. Себе дороже. — Пусть себе работает, — отговаривал капитан старпома, когда Арес вначале рейса всё наивно пытался его списать. — Чем ещё раз говорить о таком пустяке, как обычный матрос, с этой Орлеанской Девой.
— Царицей Тамарой! — понимающе усмехался в ответ старпом. И шёл тому на уступки.
Ведь капитан-то знал, что Ганеша сдружился с мастером смены ещё в прошлом рейсе. И Немезида ещё тогда бегала за него заступаться. Не желая даже верить в то, что такой нереально хороший Ганешенька мог открыто изменить ей с какой-то жалкой буфетчицей!
Как нимфа Эхо и рассчитывала — оставить их «мистическую связь» в глубочайшей тайне. Для других членов экипажа. И сильно удивилась, когда Ганеша вовлёк Нарцисса в это «священнодействие», сжигая «огненной водой» все её сомнения на костре экстаза, который, вспыхнув раз, уже не гас до конца рейса.
Что и заставило Кроноса метнуть в Нарцисса спортивный диск своей тяжёлой ревности. Из чисто спортивного интереса добившись его увольнения из данной организации в конце рейса. А Ганеша, этот ходячий ангел, так и остался тогда для Кроноса «неопалимой купиной». И не подозревая, что его Банан, как сатир, используя свой сатирический талант, чуть позже превратит всё это в ходячий анекдот.