— Ну что же, и так неплохо, — прокомментировала новость Аня.
— Да, а еще янки согласились с тем, что все, что мы отобьем у японцев, будет признано территорией СССР. Наверняка они считают, что мы в лучшем случае ограничимся Курилами.
— А мы не ограничимся? — решила уточнить Света.
— Ну, не знаю. Сретенскому судостроительному в Кокуе в план до лета поставлено изготовление восемнадцати морских самоходок на шестьсот тонн, и, судя по количеству оружия, которое мы для этих барж должны поставить и тому, что корпуса варить предлагается из броневой стали, на них явно не песок возить собираются. А что сейчас на судостроительном в Комсомольске строится, я даже не представляю — но планы там точно грандиозные, только броневого листа для судовых корпусов полсотни тысяч тонн нам в поставки запланировано — а судостроительный мы лишь в малой части кормим. Надеюсь, мои предложения в Ставке всерьез рассматривают. Ладно, это дело будущего, причем не самого близкого. Но мне непонятно, зачем наши лидеры на Дальнем Востоке охраняют боливийские транспорты с монацитом. У нас что, своего не хватает?
— Оль, просто в Боливии монацит очень полезный, — ответила ей Аня. — Причем не для нас с Валерой, а как раз для Васи и Иры: в нем тория почти нет, зато процентов по двадцать лантана и неодима, еще церия процентов под сорок. И иттрий с иттербием в промышленных количествах есть, то есть в килограммах на тонну, а не в миллиграммах. То есть в нем меньше всего лютеция, тулия и иттербия, как раз около килограмма каждого на тонну — но это уже почти столько же, сколько в лучших рудных минералах. Опять же, в нем эрбия оведофига, чуть меньше трех килограмм на тонну — ну а для повышения стабильности и безопасности новых реакторов нам и нужно-то пару центнеров на одну заправку. А боливийцы, между прочим, по шесть тысяч тонн в месяц этого монацита шлют… жалко, что их запасов хватит еще года на три, хорошо если на пять.
— Теперь понятно… а что за новые реакторы, о которых ты говоришь?
— Да Валера хлопинцам передал все, что он по поводу ВВР знал, они и приступили к проектированию. В результате получается у них ВВР на пятьсот мегаватт электрической, причем работающий на МОКС-топливе.
— Хм… а откуда у них такое топливо?
— Ничего не хм, у них другого просто нет. Эти тяжеловодные реакторы довольно забавные: после каждой кампании в отработанном топливе треть процента несгоревшего двести тридцать пятого урана остается, но еще и полпроцента плутония образуется. Так что химия — наше все, плутоний выделяем, добавляем к нормальному урану — и получается исключительно мокс. Причем, если учесть, что в тяжеловодный урана грузится по девяносто тонн, а в ВВР этот — по сорок пять, то две сессии по двести суток на тяжеловодном обеспечивает одну трехсотсуточную сессию на ВВР. Это пока, но ребятишки уже рабочие центрифуги практически сделали — так что скоро и на нормальный уран перейдем.
— Это если мы все же Канаду победим со всеми вытекающими.
— Оль, Канада нам нужна исключительно чтобы буржуев заранее обездолить. Пока нам Краснокаменск дает урана больше, чем мы его тратим, а ведь есть еще и Казахстан, и Учкудук знаменитый. Я уже не говорю о том, что всего в полусотне километров от Питера лежит, причем неглубоко совсем, миллион тонн урана, из которых двести тысяч тонн в руде, не уступающей по качеству канадской из Эллиот-Лейка. Ну, не по качеству, а по количеству урана на тонну, но я знаю, как этот уран с приемлемыми затратами из нее вытащить, так что все равно у нас тут рядом руды впятеро больше, чем в Эллиот-Лейк и даже больше, чем в МакАртур-ривер! Нашей энергетике и этого хватит на сотни лет, но буржуев объесть все равно было бы полезно.
— Погоди, какой миллион тонн урана под Питером? Ведь десятикилограммовый урановый сердечник, причем из обедненного урана, все вокруг отравляет, а тут природный… ты ничего не путаешь?
— Когда народ безграмотен, важнейшим из искусств у нас является что?
— Кино…