Работа продолжалась в тишине. Тициан внимательно следил за действиями мастера, который осторожно покрывал готовый портрет лаком, приготовленным из чистого льняного масла, сваренного с аравийской камедью и сгущенного на солнце. В какой-то момент Тициан отвлекся и невольно повернулся к почти законченному портрету Виоланты, стоящему в углу. Было странно видеть рядом изображения таких разных женщин. Образ земной женщины и образ принцессы – возвышенный, отрешенный. Джиролама в закрытом платье, погруженная в себя, загадка, которую разгадать невозможно, прекрасная и суровая, отгородившаяся книгой и слабым зрением от всего мира. Сейчас Тициан подумал, что она напоминает ему образ Святой Екатерины. И Виоланта – открытая, вызывающе здоровая, полуобнаженная. С некоторых пор, даже только глядя на портрет своей подруги, на кожу ее груди, которую сам же изобразил, Тициан испытывал отчетливое плотское желание. Да, ему удалось перенести на холст сладость их ночей! Тициану вдруг стало грустно, он подумал, что с портретом готов передать их любовь в чужие руки – тому, у кого деньги, кто заплатил за эту работу.
– Ну что размечтался? На подружку смотришь? – ехидно спросил мастер. – Тициан тут написал портрет одной простой девицы. Действительно, неплохой портрет, – пояснил Джамбеллино для принцессы, но она даже не кивнула. – Он, видимо, втюрился в эту девушку, ее зовут Виоланта, может, вы о ней слышали. Ну, парень, дело молодое и понятное.
Тициан покраснел и разозлился: зачем выставлять его сладострастником? Почему мастер говорит о нем так, будто его нет в комнате? Что принцесса Джиролама – недосягаемый ангел с книгой в руках! – теперь подумает о нем? Ну конечно, это уже все равно, ведь она больше не придет в мастерскую. А ему, неотесанному помощнику мастера, в любом случае нет пути туда, где она живет и пишет свои стихи. Увы, он – не изысканный Джорджоне с лютней.
– Через неделю можете забрать портрет, принцесса. Лак успеет просохнуть, если не будет дождей.
– Я пришлю человека.
– Простите, если я работал не так быстро и вам пришлось терпеть жару. Останетесь пока в Венеции? – вежливо поинтересовался мастер.
– Я уеду в Азоло. Благодарю, – кивнула принцесса мастеру, она даже не подошла к портрету. На Тициана она тоже не взглянула. Грумы повели принцессу к выходу, и молодой художник почувствовал шлейф аромата восточного сераля.
– Еще раз благодарю за подарок! – Джамбеллино пошел проводить гостью до причала. В последний раз глядя из окна на то, как принцесса садится в гондолу, Тициан затосковал: никогда больше он не будет стоять так близко от нее, и скоро ее аромат выветрится из мастерской, а она сама будет вспоминаться как прекрасная гурия из сказки.
Войдя в гондолу, принцесса полулегла на подушки и вдруг, прикрыв лицо от солнца, приподнявшись, посмотрела прямо на Тициана и неожиданно взмахнула рукой в перчатке, будто попрощалась с ним. Юноша прекрасно знал, что она не может видеть так далеко, он ведь был в окне второго этажа, но отпрянул, почувствовал, как кровь пульсирует в висках. Непонятный страх сковал его.
– Что случилось, милый? – Виоланта смотрела на него, восхищенно улыбаясь, будто не могла наглядеться. – Тебе грустно, что заканчиваешь мой портрет? Но ведь мы можем продолжать встречаться.
Тициан чувствовал себя опустошенным, будто у него отняли надежду на лучшую жизнь, будто он прикован кандалами к колонне.
– Ты умеешь читать? – спросил он вдруг.
– Чи-тать? – рассмеялась подруга. – Я так хорошо умею целоваться! Но умею читать немножко, конечно! И могу написать записку с признанием в любви, мой милый. Хочешь, напишу сейчас?
«Господи, – размышлял Тициан тоскливо. – И зачем только я снова увидел принцессу? Мы были счастливы с Виолантой несколько недель, а теперь я опять чувствую себя отравленным, принцесса отбирает у меня силы».
– Ну что ты, поцелуй же меня наконец, мой великан, – позвала Виоланта.
– Постараюсь лучше поработать, – Тициан чувствовал вялость и раздражение, – ты не понимаешь, как это нелегко – заканчивать портрет.
– Вечером пойдем ко мне?
– Не могу, мастер просил остаться, я понадоблюсь ему сегодня. Прости.
За обедом Джамбеллино объявил, что вечером придет Альбрехт Дюрер, и мастер хотел представить ему Тициана. Виоланта при прощании выглядела огорченной, и впервые за эти недели, расставаясь, они не условились о встрече.
Вечером Мария накрыла ужин на троих в зале, где Тициан видел книги. Были поставлены изысканные приборы, жена мастера и служанки молча сновали между кухней и залом. Кухарки в этом доме были так же неприветливы, как и супруга Джамбеллино. Затем женщины удалились, оставив несколько блюд под серебряными крышками.
Дюрер – невысокий стройный человек с моложавым лицом, с умело завитыми блестящими волосами, в отличие от Джамбеллино, который к вечеру просто надел длинный темный балахон, был одет в расшитую короткую куртку и в рубашку с пышными рукавами. На его тонких пальцах сверкали крупные камни перстней. В руках у немца были листы, которые он аккуратно положил на стол, с трудом найдя свободное место.